"Леонид Андреев. Сашка Жигулев " - читать интересную книгу автора

И всю квартиру свою Елена Петровна привела к той же строжайшей чистоте,
сделала ее первым законом новой жизни; и все радовалась, что нет денщиков, с
которыми никакая чистота невозможна. Потом занялась красотою вещей. Со
вкусом, составлявшим неразрешимую загадку для захолустного Н., вдруг
изменила обычный облик всех предметов, словно надышала в них красотою;
нарушила древние соотношения, и там, где человек наследственно привык
натыкаться на стул, оставила радостную пустоту. Сама расшила занавеси на
окнах и дверях, подобрала у окон цветы, протянула по стенам крашеную
холстину - что-то зажелтело, как солнечный луч, а там ушло в мягкую синеву,
прорвалось красным и радостно ослепило. Наружу зима, а в комнатках весна и
осень, цветы цветут, и на блестящем полу, золотых пятнах солнечных, хочется
играть как котенку.
И всем, кто видел, нравилось жилище Погодиных; для детей же оно было
родное и оттого еще красивее, еще дороже. И если старый сад учил их Божьей
мудрости, то в Красоте окружающего прозревали они, начинающие жить, великую
разгадку человеческой трудной жизни, далекую цель мучительных скитаний по
пустыне. Так по-своему боролась с Богом Елена Петровна. Но одного все же не
предусмотрела умная Елена Петровна: что наступит загадочный день, и
равнодушно отвернутся от красоты загадочные дети, проклянут чистоту и
благополучие, и нежное, чистое тело свое отдадут всечеловеческой грязи,
страданию и смерти.
Было одно неудобство, немного портившее квартиру: ее отдаленность от
центра и то, что в гимназию детям путь лежал через грязную площадь, на
которой по средам и пятницам раскидывался базар, наезжали мужики с сеном и
лыками, пьянствовали по трактирам и безобразничали. Трактирами же была
усажена площадь, как частоколом, а посередине гнила мутная сажалка, по
которой испокон веку плавали запуганные утка и селезень с обгрызанным
хвостом; и если развеенное сено и соломинки и давали вид некоторой
домовитости, то от конской мочи и всяких нечистот щипало глаза в
безветренный день. Линочка, в первый раз пройдя по площади, сразу
возненавидела мужиков, Саша же отнесся с крайним любопытством, хотя и
испугался немного и задышал чаще. Но скоро привык, и что-то даже
понравилось: запах ли дегтя или даже конской мочи, окладистые ли бороды,
полушубки, пьяные песни - он и сам не знал. Одно он видел: они были совсем
другие, чем все, как будто из другого царства, и это и есть их главный и
огромный интерес. Очень возможно, что тут была обычная романтика ребенка,
много читавшего о путешествиях; но возможно и другое, более похожее на
странного Сашу: тот старый и утомленный, который заснул крепко и беспамятно,
чтобы проснуться ребенком Сашей, увидел свое и родное в загадочных мужиках и
возвысил свой темный, глухой и грозный голос. Его и услышал Саша.
По воскресеньям Елена Петровна ходила с детьми в ближайшую
кладбищенскую церковь Ивана Крестителя. И Линочка бывала в беленьком платье
очень хорошенькая, а Саша в гимназическом - черный, тоненький, воспитанный;
торжеством было для матери провести по народу таких детишек. И особенно
блестела у Саши медная бляха пояса: по утрам перед церковью сам чистил
толченым углем и зубным порошком.
Нищенки-старухи у кладбищенских белых ворот относились к Елене Петровне
враждебно и звали ее между собой: "генеральша-то!". Но когда показывалась
она с детьми, то высыпали ей навстречу и пели льстивыми голосами:
- Матушка! Деточки-то! И даст же Господь! Матушка!..