"Леонид Андреев. Сашка Жигулев " - читать интересную книгу автора

"порнография", звучавшее еще молодо и свежо. Остановил внимание громкий
голос Добровольского:
- Нет, вы скажите, почему у русской революции только и есть похоронный
марш? Поэтов у нас столько, что не перевешать, и все первоклассные, а ни
одна скотина не догадалась сочинить свою русскую марсельезу! Почему мы
должны довольствоваться объедками со стола Европы или тянуть свою
безграмотную панихиду?
Из темноты предостерегающе пробубнил Тимохин:
- Саша! Слышишь? Еще сапог не износила, в которых шла за гробом мужа
вся в слезах, как Ниобея...
- Башмаков, Тимоша, а не сапог.
- Сам ты, Тимоша, сапог!
- Ну-ка, Тимоша: быть или не быть!
- Слышишь, Саша?
Но смех смолк. От реки потянуло холодом, и несколько минут все сидели
молча. На взъезде около бань кто-то невидимый тушил фонари, из трех оставляя
гореть один; зачернели провалы. Женский голос спросил:
- Читали газеты?
- Да. Шестнадцать.
После короткого молчания кто-то сказал молодым басом, как бы заканчивая
цепь размышлений:
- Да, ребята, придется нам сесть за учебу!
Некоторые засмеялись, Тимохин снова трагически пробубнил: "Слышишь,
Саша?" - и кто-то назвал его за это Кассандрой и начался какой-то спор, - но
Саша уже быстро шел по обезлюдевшей горке, накидывая шаг, словно за ним
гнались, и с каждой минутой одиночества чувствуя себя все лучше. И опять
что-то чудесное померещилось в весенней ночи, и глаза потянуло к звездам,
как давеча у Линочки; но вспомнился Колесников, и радость тихо погасла, а
шаги стали медленнее и тяжелее. "Надо будет о нем разузнать, - подумал Саша
и прибавил: - Нет, ни ему и никому другому в мире про Женю Эгмонт я не
расскажу".
Елена Петровна удивилась, что Саша вернулся один, и ее иконописные
глаза вечной матери с тревогой устремились на сына:
- А Лина? Уж не поссорились ли вы опять?
- Да нет, мама, - улыбнулся Саша и нежно поцеловал еще черную голову
матери. - Ее проводят, не беспокойся. Почему ты не допускаешь, что мне
захотелось побыть с тобой вдвоем? Ведь мы же влюбленные!
Темное лицо Елены Петровны осветилось:
- Правда?
- Да. Дай чаю, мамочка.
Уже от порога она, обернувшись, спросила:
- Этот, ну, Колесников - ничего плохого не сказал тебе?
- Только хорошее. Он чудак.
Линочка долго не возвращалась, и после чая Саша попросил мать сыграть
ему "тренди-бренди". Краснея и все чему-то не веря, она села за рояль и
сперва стеснялась, что у нее тугие и непослушные пальцы, но уже вскоре, к
своему удивлению, вся целиком отдалась наивной трогательности звуков. Нет
имени у того чувства, с каким поет мать колыбельную песню - легче ее молитву
передать словами: сквозь самое сердце протянулись струны, и звучит оно, как
драгоценнейший инструмент, благословляет крепко, целует нежно. Раз через