"Леонид Андреев. Сашка Жигулев " - читать интересную книгу автора

И помнит же она эти несколько минут! За дверью, в щель которой вдруг
пробилась острая полоска света, - скрипела постель, стукнула уроненная
ботинка, звякала чашка умывальника: видно было, что Саша торопливо и быстро
одевается; а она, готовясь и ожидая, тихо скользила по темной комнате и
беззвучно шептала, заламывая руки:
"Пойми меня, Саша! Пойми меня, Саша!" И все ходила и сама не слышала
себя, серая в темноте, бесшумная, плененная, - как насмерть испуганная
ночная птица.
- Нет, нет! Бога ради, потуши свечку! - взмолилась она, тихо позванная
Сашей; и вначале все путала, плакала, пила воду, расплескивая ее в темноте,
а когда Саша опять зажег-таки свечу, Елена Петровна подобралась, пригладила
волосы и совсем хорошо, твердо, ничего не пропуская, по порядку рассказала
сыну все то, чего он до сих пор не знал. И когда Саша, слушавший очень
внимательно, подошел к ней в середине рассказа и горячей рукой несколько раз
быстро и решительно провел по гладким, еще черным волосам, она сделала вид,
что не понимает этой ласки, для которой еще не наступило время, отстранила
руку и, улыбнувшись, спросила: "Что, растрепалась?" И сделала вид, будто
сама поправляет не нуждающиеся в этом волосы. Но, кончив рассказ, перед
страшным выводом из него: что до сих пор она не простила мужа и не может
простить, - запнулась, глотнула воздух и выжидательно, в страхе, замолчала.
Молчал и Саша, обдумывая. Поразил его рассказ матери; и то, что мать,
всегда так строго и даже чопорно одетая, была теперь в беленькой, скромной
ночной кофточке, придавало рассказу особый смысл и значительность - о самой
настоящей жизни шло дело. Провел рукой по волосам, расправляя мысли, и
сказал:
- Ну что ж, мамочка: так, так так! И не скажу даже, чтобы все это очень
меня удивило, что-то такое я чувствовал уже давно. Да, генерал... Лине,
пожалуй, пока не говори, потом как-нибудь расскажешь.
- Хорошо. Саша, Сашенька... Ну, а как же отец?
- Генерал? Генерал умер.
- Не называй его так.
- Это правда. Отец? Отец, да... Ты боишься сказать, что не простила
его, не можешь простить?
Елена Петровна утвердительно кивнула головой; и в висках стукнули
набегающие слезы.
- Я люблю его.
- А простить - нет?
Елена Петровна мотнула головой: нет! Набегали горячие слезы, и она не
мигала, не мешала глазам наливаться, пока не наполнились они; и уже
перелилось, потекло по щеке, защекотало - и точно просветлела комната,
оделась искристым туманом и трогательно заколыхалась. Саша что-то говорил,
мелькал в тумане.
Плохо доходили до сознания слова, да и не нужны они были: другого
искало измученное сердце - того, что в голосе, а не в словах, в поцелуе, а
не в решениях и выводах. И, придавая слову "поцелуй" огромное во всю жизнь
значение, смысл и страшный и искупительный, она спросила твердым, как ей
казалось, голосом, таким, как нужно:
- Можно поцеловать тебя, Сашенька?
И в ожидании, полном страха, закрыла мокрые от слез глаза. Что было
потом?