"Хорхе Каррера Андраде. Место происхождения" - читать интересную книгу автора

таким же синим. А это, слышишь, флейтой пастух балует ранний, и
жизнь - ты прав, дружище, - светлей воды в стакане. А как у вас с
дождями? Пожалуй, сам всевышний следит, чтоб суховеем в раю не
выжгло вишни. Но, башмаки надевши, ты усмехнулся что-то... Видать,
на небе те же крестьянские заботы. Хоть изредка пиши мне! Я так
заждался вести. Вон твой почтовый ящик - та птица в поднебесье.

Стенной шкаф Как состарился шкаф в отчем доме моем! Покосился
косяк. И скрипучие двери древоточцем просверлены в каждом углу,
словно дробью стреляли в упор по фанере. Недовольно ворчит он
сквозь старческий сон на детишек, в игре расшалившихся рядом. Он не
помнит, как пахнет варенье из груш и как сам он по праздникам пах
виноградом. Нынче пусто на полках. И только когда канарейка
зайдется лирической трелью, просыпается прошлое в нем, шевелясь и
вздыхая во мгле за облупленной дверью. В этот час вспоминает он
всем существом - от резного карниза до нижней задвижки, - как
вникали за старым сосновым столом мы с сестрой по слогам в
содержание книжки. И потом, цепенея под взглядом свечи, он
припомнит то утро, когда удивленно улетела душа ее в это окно на
звезду, где влюбленную ищет влюбленный.

Плохое настроение Чистое небо взявши в кавычки, трубы на
крышах ведут перекличку. Тянут своими черными горлами арию отчего
крова над городом, в сопровожденье ножа и шумовки, пенья сверчка и
шипенья духовки, жалобы двери, взвизгнувшей жалко, скрипа
протертого кресла-качалки.
Черные жерла оцепенели: держат небесную синь на прицеле. Залпы
клубятся над черепицей: трубы беззвучно стреляют по птицам. Трубы
печные, в тучи взлетите! Что вам земля, человечья обитель! Души
поэтов тоже как печи, только поют они по-человечьи. Видите - слово
сажей ложится на белизну непочатой страницы.

Ветреный ветер Говорить как листья языком зеленым, подражая
птице, а не книжке квелой, обучает ветер, старикан веселый,
прозванный в деревне доном Ветрогоном.
Он и впрямь, пожалуй, сумасбродит слишком: бродит в мокрых
травах на рассвете, словно в луговине ищет колдовское слово, в
ельнике бормочет заклинанья шишкам.
Он и впрямь, пожалуй, поступает странно: свищет у колодца и
гремит по ведрам, а потом читает проповеди ветлам, заставляя листья
распевать осанны.
Но когда запахнет тучей с небосклона, он тревожной веткой
барабанит в крышу, и кричат крестьяне, этот стук заслыша: "Люди!
Привечайте дона Ветрогона!"

Ребячий декабрь Белый передник напялил декабрь и принимается
наскоро стряпать. В окнах развел негасимый огонь, сыплет мукой на
тягучую слякоть. Щедро кладет ледяной виноград прямо в стеклянные
лужи-подносы и веселящуюся детвору праздником, словно сластями,
обносит.