"А.Андреев. Этнография" - читать интересную книгу автора

внимание этого сознания собирают в пучки и заставляют следить за чем-то,
например, что по нему течет капелька какая-нибудь или что к нему что-то
прилипло. Трава эта хренова, например. И получается, что оно, сознание это,
ощущает себя телом и болеет за тело, как за себя. Хотя при этом оно не тело,
потому что свободно отключается от тела. Тело для него лишь способ
привязывания внимания!...
Уж колдовство ли это все, не знаю, но то, что чародейство, - это точно.
Все, что связано с управлением вниманием - это чародейство. И стало быть, и
трава эта все-таки вещь не случайная. Тоже чародейство. Она же дает
испарения, от которых пот разъедает тело еще сильнее. Там, вроде бы, ничего
особенного не было в этой траве. Мне даже смешно стало, когда я вспомнил,
что она какие-то магические центры открывает. Никаких магических центров!
Все гораздо серьезнее. Тут затрагивается самая сущность человека. Центры -
они все экзотика, потому мы их и изучаем так охотно. А вот сознание и
внимание - это так привычно, так повседневно... А ведь может статься, что
именно управлением вниманием и обеспечивается наше воплощение в тела.
Я не выдержал и спросил Степаныча:
- Так трава-то значения не имеет?
- Трава-то? А как же, конечно, имеет. Навоз еще лучше. Сухой. Да я тебе
не стал кидать, а то, думаю, в бочку не полезешь. Не силой же тебя туда
запихивать. А так сам прыгнул. Конечно, имеет.
- Получается, есть Я, и есть тело, а посередине какой-то слой, которому
невыносимо хочется почесаться? - спрашиваю я.
- А что это за слой, ты понимаешь? - спрашивает в ответ Степаныч. До
меня что-то начинает доходить, хоть и смутно. Видимо, это на моей голове
отразилось.
- Правильно! - засмеялся он. - Душа это! Ну, назови сознанием.
Я поплавал в этом состоянии какое-то время, пока осознал. А ведь
действительно. Даже если это не в полном смысле душа, это точно то, что
изучают как душу. Иначе говоря, то, что имеет возможность остаться жить
после того, как тело умрет. Ясно, что явление сложное, но в том моем
состоянии это не имело значения. Важно было лишь то, что это, что Степаныч
назвал душой, во мне ощущалось отчетливо отличным и отдельным от тела и от
меня. И если это душа, то из чего она могла состоять, по моим ощущениям? Из
сознания, больше не из чего.
И тут он мне добавляет.
- Так что же получается? Тело не чешется, а чешется вроде как само
сознание? Странно, правда?
- Странно.
- А может, оно и правда чешется? Что такое чесаться?
- Ну, устранять какие-то раздражения.
- А что, разве не может ничего такого быть, что раздражает сознание?
- Действительно!...
- А что может его раздражать? Можешь чего-нибудь придумать? Вот ты сам
погляди: по телу всего лишь ползет капелька пота. Не кислоты ведь, из тебя
выделилась, не разъест. Или травинка прилипла. Да тебя дубиной можно
отходить, ты это легче перенесешь!
- Точно, легче, - соображаю я, и до меня доходит абсурдность моих
мучений. Я вообще-то человек совсем не изнеженный, спортсмен, охотник. И
вдруг воплю благим матом только потому, что у меня где-то зачесалось...