"Иво Андрич. Мост на Дрине " - читать интересную книгу автора

пустынными песчаными берегами. Город существовал и тогда, но был совсем
другой по виду и размерам. На правом берегу реки, обрывистом и высоком, где
сейчас развалины, стоял хорошо сохранившийся Старый град, обширное
укрепление эпохи расцвета Боснийского королевства, с башнями, казематами и
крепостными стенами, возведенными одним из могущественных вельмож рода
Павловичей.* На кручах под защитой крепости лепились христианские посады
Мейдан и Быковац, а также почти поголовно обращенная в мусульманство
слободка Душче. Внизу, в долине междуречья Дрины и Рзава, там, где позднее
образовался нынешний город, простирались поля, через которые проходила
дорога с прилегающим к ней деревянным допотопным постоялым двором, редкими
мельницами и хибарами.
______________
* Павловичи, в XIV-XV веках знатный боснийский род, впоследствии
вымерший.

В том месте, где Дрина пересекала тракт, ходил знаменитый вышеградский,
паром. Паром представлял собой черное и древнее сооружение, а паромщика
Ямака, мрачного и нерасторопного, было столь же трудно дозваться, как иного
разбудить. Это был человек исполинского роста и невероятной силы,
изувеченный в многочисленных войнах, в которых он прославил свое имя. У него
были всего один глаз, одно ухо и одна нога (вторая была деревянная). Без
тени улыбки и слова привета, с упрямой несговорчивостью, медлительно и
неуклюже Ямак перевозил людей и грузы, но при этом был так добросовестен и
честен, что этой своей честностью вошел в пословицу, равно как и своей
неловкостью и своеволием. С путниками, которых он перевозил, он не вступал
ни в какие разговоры и объяснения. Медные гроши в уплату за провоз люди
кидали на дно почерневшего парома, где они и валялись весь день, в песке и в
воде, пока под вечер паромщик не сгребал их небрежным жестом со дна
деревянным черпаком для вычерпывания воды и не уносил в халупу над рекой.
Паром работал лишь тогда, когда скорость течения и уровень воды были в
пределах нормы или немного выше, но стоило реке подняться выше определенной
границы, как Ямак уводил свой неуклюжий паром в затон и ставил его на
прикол, а Дрина уподоблялась безбрежному морю, которое было невозможно
переплыть. Ямак становился глух и на второе, здоровое ухо или вовсе уходил
за Старый град обрабатывать свой надел. В такие дни на скалистом берегу реки
с утра до ночи можно было видеть иззябших и промокших путников, пришедших
сюда из Боснии. В отчаянии напрасно вглядывались они вдаль, стараясь
высмотреть паром и паромщика, и время от времени посылали протяжные крики,
пролетавшие над мутными водами клубящейся реки:
- Ого-оооо-го, Ямак, где ты!
Но им никто не отвечал, и никто не появлялся, пока вода в реке не
спадала, а эту долгожданную минуту самолично, хмуро, непререкаемо, без
объяснений и лишних слов определял Ямак.
Город, вернее, тогдашнее небольшое скученное поселение, теснился на
правом берегу Дрины, на крутых и обрывистых склонах под самыми развалинами
старинной крепости, и ни своими размерами, ни своим видом не напоминал тот
город, который вырос впоследствии, когда был построен мост и развились
торговля и сообщение.
В тот ноябрьский день к левому берегу реки подошел длинный караван
навьюченных лошадей и остановился на ночлег. Янычарский ага в сопровождении