"Иво Андрич. Мост на Дрине " - читать интересную книгу автора

сооружения: мосты, школы, водоемы, крытые базары.

В конце концов в одном глухом селении стражники отыскали двух
близнецов, грудных младенцев, и силой визиревой власти отняли их у матери;
но мать ни за что не хотела расстаться со своими детьми и, стеная и плача,
не обращая внимания на ругань и побои, приплелась за ними следом в Вышеград.
И здесь каким-то образом пробилась к Раде Строителю.
Младенцы были замурованы, ибо иначе быть не могло, но Раде Строитель,
по преданию, сжалился над матерью и оставил отверстия в опорных столбах,
через которые несчастная могла кормить грудью своих принесенных в жертву
детей. Слепые отдушины изящного рисунка, узкие, подобно бойницам, где ныне
гнездятся дикие голуби, и есть те самые отверстия. Как память о давно
минувшем, вот уже несколько сотен лет из этих отверстий струится материнское
молоко. В одно и то же время года из плотно пригнанных швов стекают по
камням белые тонкие струйки, оставляющие после себя несмываемый след.
(Представление о грудном молоке вызывает в сознании детей образ чего-то
сладостно близкого и приторного и своей пугающей таинственностью, наравне с
визирями и зодчими, повергает их в смятение и ужас.) Соскабливая эти
молочные потеки с опорных столбов, люди продают полученный порошок как
целебное средство не имеющим молока родильницам.
Центральный опорный столб под воротами снабжен отверстием несколько
больших размеров, - длинное и узкое, оно напоминает гигантскую бойницу или
дверной проем. Молва гласит, что за ней скрывается огромный и мрачный
чертог - обиталище Черного Арапа. Знают это все дети. Черный Арап играет
главную роль в детских выдумках и небылицах. Тот, кому он явится, непременно
должен умереть. Но никто из детей ни разу до сих пор его не видел, и потому
ни один и не умер. Зато однажды ночью Арапа увидел Хамид, одышливый, вечно
пьяный или с похмелья носильщик с налитыми кровью глазами, и в ту же ночь
скончался у стен его чертога. Правда, в ту ночь Хамид напился до бесчувствия
и заночевал на мосту, прямо под открытым небом, а было тогда пятнадцать
градусов мороза. Часто, замерев на берегу, дети вглядываются в черную тьму
проема, как в манящую и жуткую бездну. Договорятся глядеть не мигая и сразу
же кричать, если кто-нибудь что-то увидит. Томимые любопытством и страхом,
они не сводят расширенных глаз с темного зева отверстия, покуда не
померещится какому-нибудь худосочному мальчугану, что дрогнула завеса
мрачного входа, или пока какой-нибудь смутьян (есть такие всюду) не крикнет
"Арап!" и не побежит вроде бы спасаться, испортив игру и вызвав
разочарование и негодование приверженцев мечты, ненавидящих иронию и твердо
верящих, что их терпение и в самом деле может быть вознаграждено. А ночью
многие из них мечутся в постели, силясь одолеть неотступного, как рок,
Арапа, пока мать не разбудит своего сына и не вызволит из пут мучительного
сна. И едва успеет мать напоить его холодной водой ("чтобы страх отогнать")
и заставить повторить за собой имя божье, как уж мальчишка, утомленный
дневными играми, снова спит крепким сном, над которым кошмары не имеют еще
длительной власти.
Выше моста на серых откосах крутых известняковых берегов по ту и по
другую сторону реки виднеются круглые выемки, идущие попарно с правильными
интервалами, словно врезанный в камень отпечаток копыт какого-то гигантского
коня сверхъестественной мощи; спускаясь по отвесным скалам от Старого града,
эти следы подходят к воде и, возникая вновь на противоположном берегу реки,