"Иво Андрич. Мост на Дрине " - читать интересную книгу автора

Годы проходят, работы расширяются и растут, а ни смысла их, ни конца не
видно. На все что угодно это похоже, но только не на мост.
Вот какие мысли зрели в умах местных турок; с глазу на глаз они
признавались, что уже сыты по горло и господством, и гордостью, и будущей
славой, отрекались и от моста и от визиря и только молили бога избавить их
от напасти и вернуть их домам прежний мир и покой скромной и тихой жизни на
реке со старинным паромом.
Допекло строительство турок, и уж тем более допекло оно христианскую
райю всей вышеградской округи, с тем только отличием, что ее никто ни о чем
не спрашивал и даже возмущение свое выразить она не могла. А между тем вот
уже третий год народ батрачит на новом строительстве, отрабатывая положенное
собственным трудом, лошадьми и волами. И не только местная райя, но и райя
трех соседних уездов. Стражники Абид-аги рыщут по округе верхами, хватают
сельскую и городскую бедноту и сгоняют на мост. Обычно людей подкарауливают
ночью и хватают сонных, как цыплят. По всей Боснии путник предупреждает
путника не ходить на Дрину, потому что, кто туда попадет, того хватают, не
спрашивая, кто он и что и куда идет, и силой заставляют хотя бы несколько
дней отработать на строительстве. Городские христиане откупаются взятками.
Деревенские парни попробовали было скрыться в лесах, но вместо бежавших
юношей стражники Абид-аги стали брать из их домов заложников, часто и
женщин.
Вот уже третья осень пошла, как народ батрачит на строительстве, но
ничто не говорит о том, что оно подвинулось вперед, и ничто не предвещает
конца этому бедствию. Глубокая осень стоит на дворе; листья опали, хлюпает
под ногами грязь на размытых дождями дорогах, Дрина поднялась и замутилась,
на голой стерне полно отяжелевших ворон. Но Абид-ага не останавливает работ.
При скудном свете ноябрьского солнца крестьяне тащат камни и бревна, шлепают
босыми ногами или раскисшими опанками по жидкой глине дорог, исходят потом
от напряжения и дрожат на ветру, потуже затягивают черные порты, все в новых
дырах и старых заплатах, связывают кое-как обтрепанные полы единственной
холщовой рубахи, темной от грязи, дыма и дождей и настолько ветхой, что она
уже не может выдержать стирки. Над всеми висит зеленая палка Абид-аги, он
обходит карьер под Баньей и работы у моста, и при этом не один раз на день.
Абид-ага разъярен, он ненавидит весь свет за то, что дни убывают, а работы
на строительстве подвигаются не так быстро, как бы он хотел. В тяжелом
русском тулупе, в высоких сапогах, с пылающим красным лицом, взбирается он
на леса первых опорных столбов, уже поднявшихся над водой, обходит кузни,
склады, рабочие халупы и распекает всех по очереди подрядчиков и
надсмотрщиков.
- Дни убывают, все короче становятся! А вы, сукины дети, только хлеб
даром едите! - кричит он, будто они виноваты, что поздно светает и рано
темнеет. Когда же над Дриной сгущаются сумерки, неотвратимые и безрадостные
вышеградские сумерки, неприступные горы смыкаются кольцом вокруг города и
быстро спускается ночь, тяжелая, глухая, словно последняя, тогда ярость
Абид-аги достигает предела; не имея возможности выместить ее на ком-нибудь,
он мечется в постели без сна, терзаясь мыслями о том, что дела стоят, а
столько людей бездельничает и храпит. Абид-ага скрипит зубами. Он кличет
надзирателей и до утра рассчитывает с ними, как лучше использовать
завтрашний день и побольше выжать из рабочих.
В это самое время, разбредясь по клетям и лачугам, люди отдыхают и