"Иво Андрич. У котла" - читать интересную книгу автора

душевное смятение.
Несомненно, на свете много зла, и оно сильнее, чем он мог предвидеть.
Пожалуй, оно так же сильно, как и добро, а может быть, и сильней. Здесь он
всегда останавливался, решительно отбрасывая такие мысли. Но они приходили к
нему снова и снова. Однажды, собирая сливы, он вдруг застыл в задумчивости
над полной кадкой, быстро перекрестился и пробормотал:
- Зла ровно столько, сколько дал бог. Я против зла бессилен.
Осень выдалась благодатная. В монастыре царили мир и согласие. Фра
Петар Яранович наконец стал игуменом. Шутник и работяга, сочетавший в себе
доброту и насмешливость, веселый нрав и трудолюбие, он вел монастырские дела
на редкость умело и ловко. Прося игумена фойницкого монастыря послать ему
девятьсот пятьдесят грошей на покрытие уплаченных в последнее время штрафов,
он в конце письма написал: "Вот видите, достопочтенный отец настоятель,
какие мы понесли убытки. Пришлось платить, чтоб не навлечь на себя худшей
беды. Деньги пошлите как можно скорей, ибо казна наша совсем опустела. Вы
спрашиваете про фра Марко - он обретается в полном здравии. После
столкновения с Фазло в прошлом году в Травнике он выздоровел, хоть и долго
делал примочки и прижигал ссадины адским камнем, но теперь valbe confusus in
animo* после нашей неудачи с антихристом в юбке из Сараева. Бедняга
убедился, что даже его трость не помогает. Я боюсь за него, и надо будет
послать его к вам немного погостить, ибо Turcae Creseviens** страшно на него
взъелись".
______________
* Весьма смущен в душе (лат.).
** Крешевские турки (лат.).

Но фра Марко и слушать не хотел о том, чтоб оставить монастырь в
страдную пору и ехать в Фойницу. Целые дни проводил он на полях или в
сливовых садах - в монастыре братья не давали ему проходу, упрашивая
рассказать, как он хотел образумить потурченку из Сараева. Он сердился и
убегал от них, обзывая бездельниками.
Защищал его лишь фра Степан Матиевич, восьмидесятипятилетний старец.
Высохший и уже впавший в детство, без единого зуба, что называется, кости да
кожа, он жил одним только нюхательным табаком. Сидя на своем огромном стуле
в конце коридора, он руками и глазами давал фра Марко понять, что не
одобряет всех этих висельников, и пытался что-то сказать, но слова его
заглушал громкий смех монахов.
В конце ноября фра Марко установил котел и начал варить ракию. Помогал
ему Танасие Хришчанин из Высокого. Всегда неумытый и сонный, Танасие был
человек неуклюжий, нерасторопный и к тому же заика, но отличнейший винокур.
Всем в округе он гнал ракию, и стоило фра Марко позвать его, он тут же
бросал всех своих заказчиков. Монахи вечно потешались над дружбой фра Марко
с Танасием. Винокуры почти не разговаривали мирно, с первого до последнего
дня они ссорились у котла, в чаду, под дождем искр, оба со слезящимися
глазами, все в саже и копоти, мокрые и грязные от глины, которой обмазывали
котел. Но друг без друга они не могли обойтись.
Как только начинали гнать ракию, турки чаще наведывались в монастырь.
"Аромат нектара" привлекал и янычара Кезмо, того самого, который когда-то
сопровождал покойного Осму Мамеледжио. Уже несколько лет Кезмо собирается на
войну, а пока что воюет в корчмах и монастырях между Сараевом и Травником.