"Иво Андрич. У котла" - читать интересную книгу автора

Тучный и обрюзгший от спиртных напитков, он едва передвигался, и уж если где
сядет, то так и сидит, пока его не вынесут. В последнее время с ним ходит
некий Мехмедбег Белградец, янычар и воин по прозванию. Изысканностью своего
костюма и манерами, выдававшими в нем человека образованного и повидавшего
людей, он выгодно отличался от грубого и невежественного Кезмо. Связывали их
лишь ракия и бродяжничество. Кроме ракии, Мехмедбег отравлял себя гашишем и
маковыми зернами в цукатах из фиников или апельсиновой корки. От этого руки
у него дрожали, а лицо пожелтело; странное несоответствие между его бледным
лицом с опущенными веками и атлетическим телосложением поражало больше
всего.
Гости потребовали курицу или индейку, но удовольствовались бараньей
ножкой, которую Танасие изжарил на углях под котлом. Наевшись и напившись,
Кезмо забился в угол, привалился к столбу, да так и уснул, зажав в зубах
потухший чубук, а в руках - кофейную чашку. Мехмедбег - наоборот, все больше
и больше оживлялся и совсем не думал о сне. Прислонившись к своему седлу, он
пристально смотрел на огонь, потягивая ракию, и после каждого стакана брал
из круглой медной коробки, с которой никогда не расставался, мелкие кусочки
своих отравленных цукатов. Фра Марко тщетно ждал, что Мехмедбег тоже заснет.
Наконец, наполнив новый котел, он отослал Танасие поспать до полуночи, а сам
остался смотреть за огнем. Он сидел на корточках против Мехмедбега. Котел
еще не закипел, и в сарае было так тихо, что слышалось, как Кезмо попыхивает
во сне беззубым ртом. Фра Марко потерял всякую надежду на то, что второй
гость тоже заснет. Мехмедбег становился все беспокойнее.
Сначала он долго мурлыкал себе под нос какую-то печальную турецкую
мелодию. (С тех пор как фра Марко себя помнит и имеет дело с турками, он
особенно ненавидел их унылое пение, с горестными стонами и жалобами, - оно
казалось ему свидетельством душевного смятения басурман и проклятия небес.)
Потом, размахивая рукой, турок пустился в мудрствования и
разглагольствования - люди с нездоровым телом и восторженной душой всегда
испытывают потребность говорить или петь.
- Эх, отче, отче, и чего ты хлопочешь и надрываешься у этого котла?
Ведь какой толк? Ну, будет ракия, ну, выпьют ее, потом похмелье, и снова
пустота. И стоит ли изводить себя! Пей, пока пьется, умри, когда время
придет, и делу конец.
Чтоб уклониться от разговора, фра Марко начал месить глину для
следующего котла. Он работал, не поднимая головы, но все же не удержался и
едва слышно проговорил:
- Да, не стоит! Не надсаживайся я у этого котла, что б ты пил и как бы
разум пропил?
Турок не слушает и не слышит его, знай свое гнет.
- Ничего ты, отче, не понимаешь. Не понимаешь, и все тут! Если б ты
видел столько красоты, сколько видел я! Да где вам? Вам глаза только на то и
даны, чтобы не пронести кусок мимо рта да мимо двери не пройти.
- Хорошо, коли у тебя другие глаза. Нечего сказать, много счастья ты
видел.
- Не сердись, приятель, но я правду говорю. Что ты можешь видеть, если
у тебя только крест в глазах? Только крест! А ведь есть, на что посмотреть,
бедняга, есть!
Фра Марко, покашливая и крепко стиснув зубы, чтоб не выругаться,
яростно месил глину. Но турок заговорил вдруг кротко и благоговейно, как бы