"Иво Андрич. Рассказ о кмете Симане" - читать интересную книгу автора

серьезную потерю для христианства. Они обрядили учителя в сшитые по всем
правилам мусульманские одежды и женили на богатой вдове, в доме которой он и
поселился. Только вот тратил он больше, чем давала жена, поэтому пришлось
заняться ему писарским делом. В таком положении встретил он оккупацию
Боснии.
Как только в город вступили австрийские войска, Ариф-эфенди исчез и
появился лишь два месяца спустя, когда все успокоилось. На нем был прежний
костюм а la france и причудливый старомодный цилиндр. Он вернул себе
христианское имя и опять принялся писать крестьянам прошения, однако теперь
исполнял еще одну работу, которая получила новое название "шпицл",* работу
полицейского осведомителя. Народ называл его фискалом. Его презирали и
мусульмане и христиане, но он пил все больше и дошел уже до такого
состояния, когда совесть и человеческое достоинство вконец затуманиваются
винными парами и пропадают. Его в любое время можно было застать в Бесарином
трактире, где он, сидя в стороне от других посетителей (вернее, те садились
в стороне от него), писал или переводил с немецкого и венгерского жалобы и
письма. Перед ним стоял металлический письменный прибор - чернильница,
песочница и несколько перьев, а рядом - чекушка ракии, всегда наполовину
пустая.
______________
* Шпик (искаж. нем.).

Говорил учитель с Симаном так же, как со всеми клиентами. Сначала они
коротко и неприязненно справились о здоровье друг друга, а затем, не ожидая
ответа, Симан спросил, сколько стоит написать жалобу.
- На сербском - сексер, на немецком - два.
- А на каком вернее? - осведомился Симан.
- Верно-то будет на обоих, но на немецком все же надежнее.
У Симана было в кармане всего три сексера, но он помнил о своей
недавней неудаче. Кто знает, какой язык правда лучше понимает?
- Пиши на немецком, - сказал он решительно.
Учитель развернул бумаги и открыл чернильницу, причем делал все
торжественно, с наигранным достоинством пьяницы. Писал он быстро и уверенно,
аккуратным почерком, прописные буквы выводил с особым шиком - с изгибами и
завитушками. Закончив, посыпал еще сырые ровные строчки золотистым песком из
металлической песочницы, так что с нажимом выведенные линии отливали золотым
и синим. Затем негромко, с пафосом прочитал прошение, выделяя голосом
отдельные слова и непривычные выражения, каждое из которых, по его словам,
бьет словно молот.
Теперь Симан и вовсе не сомневался в успехе. Выпили они с учителем по
маленькой, и Симан громко хохотал над первым судебным решением.
А когда высшие инстанции отклонили апелляцию как необоснованную, Симан
напился в трактире у Крешталицы, засучил рукава, ударил кулаком по столу и
запел что есть мочи:

Бьет ружье из подземелья -
Не получит ага трети.

За песню он отсидел в тюрьме три дня, а за то, как отозвался об
императорской власти, - еще семь дней.