"Иво Андрич. Рассказ о слоне визиря" - читать интересную книгу автора

им прямо сказать, пусть хоть теперь поймут, если не могли раньше, что ничего
подобного нет и в помине. Единственная новость - это то, что "зверь завел
себе зверя" и что праздный народ об этом болтает и прибавляет бог знает что.
А каких-либо реформ и улучшений нет и не будет".
И, из осторожности мешая латинские слова с сербскими, как в
каком-нибудь шифре, отец Мато заканчивал свое письмо так: "Et sic Bosna ut
antea neuregiena sine lege vagatur et vagabitur forte do sudgnega danka".*
______________
* Итак, Босния, как и раньше, блуждает без порядка и закона и будет
блуждать, быть может (лат.), до Судного дня (сербскохорватск.).

И действительно, проходили дни, а из конака ни звука, в том числе и о
слоне. С того момента, как за слоном, чудищем из травницких россказней,
закрылись ворота, его как будто поглотил огромный конак. Он исчез без следа,
точно слился воедино с невидимым визирем.
А визиря и правда травничане видели редко. Он почти не выходил из
конака. То простое обстоятельство, что визиря трудно было увидеть в городе,
пугало само по себе, давало повод ко всяким домыслам и стало еще одним
средством устрашения. Люди из чаршии с самого начала хотели во что бы то ни
стало узнать хоть что-нибудь о визире, и не только в связи с появлением
необыкновенного животного, но и вообще о его образе жизни, привычках,
страстях, прихотях, - не найдется ли хоть какой-нибудь "лазейки", через
которую можно было бы влиять на него.
Служитель из конака, которому хорошо заплатили, смог сказать об этом
замкнутом, молчаливом и почти неподвижном визире только то, что никаких
крупных и явных страстей и прихотей он не выказывает. Живет тихо, курит
мало, пьет еще меньше, ест умеренно и скромно, одевается просто, не особенно
жаден до денег, не тщеславен, не развратен, не алчен.
Однако всему этому трудно было поверить. И травничане, нетерпеливые и
насмешливые, спрашивали друг друга, выслушав это сообщение: кто же это
вырезал столько народу в Боснии, если в конаке живет такой ягненок? И все же
эти сведения были верными. Единственная страсть визиря, если это можно
назвать страстью, состояла в том, что он собирал разнообразные перья,
хорошую бумагу и чернильные приборы.
В его коллекции была бумага со всех концов света - китайская,
венецианская, французская, голландская, немецкая. Были чернильные приборы
всевозможных форм - из металла, из слоновой кости, из особым образом
обработанной кожи. Сам визирь писал редко и не был особенно искусен в
письме, но со страстью собирал образцы каллиграфического искусства и хранил
их свернутыми в трубочку в круглых деревянных или кожаных футлярах.
Особенно дорожил визирь своей коллекцией калемов (калем - заостренная
палочка, которой на Востоке пользуются вместо гусиного пера). Делаются они
обычно из стеблей бамбука, заостренных с одной стороны, а с другой -
расщепленных в виде пера.
Сидя неподвижно, визирь с упоением перекатывал с ладони на ладонь
калемы всех видов, цветов и размеров. Тут были бледно-желтые, почти белые,
были красные - от розовых до почти черных, сверкавших, как вороненая сталь,
и всех других цветов, какие только встречаются в природе; одни - тонкие,
совершенно гладкие, как металлический прут, другие - с палец толщиной,
узловатые. Некоторые носили следы причудливой игры природы: одни