"Иво Андрич. Проклятый двор" - читать интересную книгу автора

скрывают и не приукрашивают, а зачастую выставляют напоказ, когда же
скрывают - скрыть не могут, так как порок сквозит в любом их поступке.
Есть здесь и убийцы-рецидивисты, и такие, что по нескольку раз убегали
с каторги, и поэтому еще до суда и приговора они закованы в цепи и вызывающе
гремят ими, яростно понося кандалы и тех, кто их выдумал.
Сюда доставляют людей, следующих на каторгу, из западных областей,
здесь окончательно решается их судьба: или с помощью стамбульских связей и
защитников они выходят на свободу и возвращаются восвояси, или же их
переправляют в дальние места заключения - в Малую Азию или Африку. Так
называемые пересыльные - обычно уже. немолодые, уважаемые у себя на родине
люди, представители различных вероисповеданий или политических группировок,
вовлеченные в какие-либо интриги и конфликты где-то там, в родном краю, и
обвиненные властями или оклеветанные своими противниками как политические
преступники и бунтовщики. Они привозят с собой целые сундуки и мешки,
набитые одеждой и всяческим скарбом, и с трудом обороняются от стамбульского
жулья, с которым вынуждены сидеть в одной камере. Вечно озабоченные и
замкнутые, они, насколько возможно, держатся особняком.
Полтора десятка расположенных на склоне горы одноэтажных и двухэтажных
зданий, которые строились и достраивались в течение многих лет и связаны
между собой высокой стеной, окружают огромный, вытянутый в длину,
неправильной формы двор. Только перед домом, где размещены охрана и
канцелярия, двор вымощен; остальная его часть - серая и твердая
утрамбованная земля, сквозь которую не может пробиться ни единая травинка,
так как с утра до вечера здесь топчутся арестанты. А два-три убогих
худосочных деревца посреди двора с изрезанной и ободранной корой обречены на
муку мученическую и даже не чувствуют смены времен года. Этот спускающийся
уступами по склону горы обширный двор днем похож на ярмарку - на пестрое
сборище племен и народов. Ночью толпу загоняют в камеры - по пятнадцать,
двадцать, а то и по тридцать человек. И там продолжается бурная и шумная
жизнь. Спокойные ночи здесь редки.
Закоренелые стамбульские подонки, которые не боятся стражников и плюют
на все и вся, среди ночи распевают бесстыдные песни и выкрикивают срамные
предложения своим возлюбленным в соседних камерах. Невидимые в темноте люди
ссорятся из-за места на нарах, взывают о помощи обкраденные. Одни во сне
скрипят зубами и стонут, другие задыхаются и хрипят, словно их душат.
Огромные камеры живут только звуками, как джунгли ночью. Слышатся то
возгласы, то вздохи, то что-то вроде речитатива - несколько протяжных слов,
вырванных из песни, тоскливая и бесплодная попытка выразить чувственные
желания, то какие-то непонятные звуки, громкие и гортанные.
А со двора тоже доносится шум: старинные двустворчатые ворота то и дело
открываются и закрываются со скрипом и грохотом, принимая или выбрасывая вон
людей - поодиночке или целыми партиями. Ночью осужденных отправляют в другие
тюрьмы или на каторгу. А часто после очередной драки в порту пригоняют
распаленных и растерзанных, окровавленных людей, еще не остывших от ярости,
пьяного возбуждения, полученных и нанесенных ударов. Они рычат друг на
друга, угрожают, норовят, обманув бдительность стражников, изловчиться и
ударить противника еще раз. А когда их растаскивают и рассаживают по
камерам, они долго не могут успокоиться, и через стены летят страшные угрозы
и брань.
С наступлением дня здоровому и чистому душой человеку становится