"Алексей Андреев. Среднерусские истории" - читать интересную книгу автора

таким был. Рожденный ею в сорок лет от мимолетного мужчины. Который с виду
казался совершенно здоровым. А ребенок оказался совершенно больным. И должен
был умереть почти сразу. Но благодаря ее каждодневным усилиям жил уже десять
лет, два месяца и одиннадцать дней. Все время на грани. Без всяких
перспектив. Буквально вымаливая вместе с ней каждый новый день у своей
неизлечимой болезни.
Так что уж кому, как не этой медицинской женщине, было знать, какая это
мГSка - выхаживать такого ребенка. Но все же своего, родного, давно
желанного. А кто согласится гробиться на чужого? Да никто! Значит, остается
только детдом или на органы. А уж этого никому не пожелаешь. Уж лучше в
таком случае сразу умереть и не мучаться. Как-то гуманнее. Хотя, конечно, и
несправедливо, напоследок подумала она и больше об этом несчастном ребенке
решила не думать. Чтобы не огорчаться. У нее и без того огорчений хватало -
со своим собственным.
И так получилось, что это было единственным, чего подумали о Павлике.
Больше никто о нем ничего думать не стал. Просто некому было.
И Павлику вдруг стало так холодно, так неприютно, так нехорошо, что он
взял да и умер. Хотя и был абсолютно здоров.
Вроде бы. Наверное. Кажется. Теперь все равно этого не узнать.


История пятая, монархическая,

состоялась в той незначительной части городка под неофициальным
названием Выселки, что расположилась на самом отшибе, на другом берегу нашей
уже не широкой, но вполне еще бурной реки, и во всякое время года, кроме
зимы, по причине давно рухнувшего единственного моста, от остальных частей
оказывается напрочь отрезана. Заселена она в основном пенсионерами,
преимущественно женского пола (особи мужского, как известно, у нас вообще
меньше живут, что наталкивает непредвзятый ум на довольно странный парадокс:
всюду в стране командуют мужики и, получается, делают все для того, чтобы
самим же раньше помереть, а перед этим еще и как следует помучиться, - прямо
не мужики у нас, а камикадзе какие-то с уклоном в садомазохизм), хотя и
вкрапления противоположного там тоже иногда с нашего берега наблюдаются. Но
довольно шаткие такие вкрапления, еле передвигающиеся. В отличие от основной
женской массы, которая, несмотря на возраст, энергии своей не потеряла и в
любую погоду на той стороне по хозяйственным своим делам так и мельтешит.
Кого только судьба прихотливая туда не забросила!
И бывшую учительницу географии Нину Петровну, поменявшую две комнаты в
городском бараке на нашем берегу на старый, но крепкий пока бревенчатый дом
с немалым участком - на противоположном. Обихаживала она свои угодья,
казалось, сутками напролет, с таким ожесточенным усердием искореняя все
вредное и выращивая нужное и полезное, словно пыталась взять реванш за
отданные школе и неблагодарным ученикам годы. Все же растительный мир куда
отзывчивее человеческих душ.
И в прошлом полеводческую бригадиршу Кузьминишну - женщину коренастую и
могучую, получившую здесь дом в наследство от матери и сбежавшую от
пропойцы-мужа, который все равно, невзирая на труднопересекаемое расстояние,
регулярно к ней наведывался, чтобы разжиться деньжатами, пока его
окончательно не прибрала лихоманка.