"Юрий Андреевич Андреев. Мужчина и женщина" - читать интересную книгу автора

пришел.
Тут случилась немая сцена почти по "Ревизору" - все замерли, как
сидели, а Олег стоял, протянув мне букет. Сквозь густой цветочный аромат
пробился ко мне и еле слышный запах спиртного: взбодрился Олежек для
храбрости, а ведь никогда прежде в дружбе с зеленым змием замечен не был.
И встает Николай и спокойно принимает у Олега из рук цветы и
по-хозяйски кладет их на стол, а потом берет его за шиворот и одновременно
другой рукой за штаны сзади и ведет к двери, приговаривая:
- Занято, приятель, забито! Привет! - и хочет Олега выставить вон. Но
тот очнулся от короткого шока, повернулся и в дикой обиде, забыв напрочь об
интеллигентности, врезал обидчику в глаз. Тот ответил под-дых кулаком. Что
тут началось! Я кинулась между двумя петухами, которые стремились, у друг
друга до рожи, до рожи добраться, Максимка заревел, мать закричала, отец
заорал, чашки со стола посыпались, кошмар!.. Крик, шум, гам, соседи,
милицейский патруль, машина с решеточкой, и я для объяснений сопровождаю в
этом кузове буянов, которые и здесь стремятся до рожи добраться. Протокол:
один хулиган выпивший, другой проживает без прописки; их холодная ночевка в
камере, бессонная ночь у нас дома, штрафы, сообщение руководству ЛИТМО о
безобразном поведении Олега (прощай доценство!), суд над Николаем, который
задрался с милиционерами, применив армейские приемы. Приговор: два года
отсидки... Последние его слова после зачтения приговора были обращены не ко
мне, а к Олегу: "Выйду, я тебя, гада, достану!.."
Олег всем случившимся был потрясен настолько, что свалился с нервным
потрясением, и кому же, как не мне, пришлось за ним ухаживать в его
холостяцком жилье и обнаружить его душу, нервную, неухоженную. Он
выздоравливал нелегко, мне было его жалко, время шло, и мы совершенно
естественно породнились, когда он предстал передо мной без шутовской маски и
постоянных своих кривляний. Я осталась у него на ночь, и волнение его было
столь велико, что ничего у него не получилось, только обмазал мне низ живота
горячей и липкой спермой. И закричал и застонал от унижения. Утешила я его
по-матерински, как могла, а сама была рада, что вот попался мне
сочувствующий человек, а не жеребец бесчувственный. Назавтра все у нас
нормально получилось, и все это было приятней, чем с Ипполитом, потому что
Олег знал мало и шепотом советовался со мной, и мы трудились вместе, как
заговорщики. Это не был акт заклания жертвенной овцы, это был акт
солидарности. Олегу было приятно, и это меня радовало.
Когда мы объявили на кафедре о своем решении завести на ней
семейственность, как выразился в своей манере Олег, все восприняли это как
дело естественное. Правда, некоторые поняли, что я дальновидно поставила на
будущего доктора наук, безусловное научное светило.
Все-то нам некогда было совершить обмен, и жили мы у меня. Спокойно,
размеренно. Мать любила ухаживать за своим зятьком, он хвалился ненаглядной
тещей. В свободные часы играл с отцом в шахматы или совершал экскурсии с
любознательным и дотошным Максимкой.
Надо сказать, что как мужчина он был не из сильных, и это вполне меня
устраивало - до тех пор, пока "доброжелатели" не поведали мне, что видывали
его выходящим из своей квартирки с дамой, а я-то знала с его слов, что был
он в это время в командировке в Москве. Ни слова не сказала я ему, помнила
крушение после первой анонимки, но что-то важное, что жило во мне еще от
Артемиды, надломилось. Зачем, ну зачем ему эта измена (или эти измены)? Ведь