"Леонид Андреев. Первый гонорар" - читать интересную книгу автора

их, делая на полях отметки, сверяясь с акцизным уставом и часто почесывая
нос то пальцем, то карандашом. Он еще не приучил черт своего лица к
серьезной неподвижности, и улыбался, и покачивал головой, и чмокал губами,
маленький, худенький и наивно-великодушный.
К двенадцати часам Толпенников сложил бумаги в портфель, зная дело так,
как не знал его никогда патрон, не понимая своих сомнений и колебаний.
Невинность г-жи фои-Брезе была очевидна, и приговор мирового судьи был
ошибкой, легко понятной, так как и сам Толпенников вначале ошибался.
Довольный собой, довольный делом и патроном, он еще раз осмотрел фрак,
сверху и с подкладки, и нервно потянулся при мысли, что завтра наденет его и
будет защищать. Достав из стола почтовой бумаги, Толпенников начал писать
отцу:
"Дорогой папаша! Ты можешь не высылать мне денег и лучше перешли их
Алеше, который нуждается, вероятно, и в обмундировке и в учебниках. Я
получил от патрона дело (последняя фраза была подчеркнута) очень интересное
и буду завтра защищать..."
Над последним словом Толпенников остановился и, подумав, отложил
начатый листок в сторону и взял другой. Улыбнувшись, энергично почесав нос,
он ближе нагнулся к столу и начал писать, не разгонистым почерком, как отцу,
а мелким и убористым:
"Любимая моя Зина! Можешь ты вообразить меня во фраке, стоящим перед
судьями и защищающим? Одна рука на груди, другая вперед. Нет, не могу
шутить, я слишком счастлив сейчас, и если бы только была здесь ты, моя
родная, неизменная, терпеливая Зиночка. Сейчас 12 часов, и я только что
кончил..."
Электрическая лампочка потухла. С секунду краснела ее тонкая
проволочка, а потом стало темно, и только из коридора, через стеклянное окно
над дверью, лился слабый свет. Было не двенадцать часов, а час, когда в
номерах тушилось электричество.
- Черт бы вас побрал с вашим электричеством, - обругался Толпенников
осторожно, чтобы не разлить чернил, нащупывая письмо и кидая его в стол.
Улегшись, Толпенников долго не засыпал и думал о генеральше фон-Брезе,
которая представлялась ему седой величественной дамой, об акцизном устава и
серых далеких глазах. Между глазами и уставом была какая-то связь и
становилась все крепче и загадочнее, и, стараясь понять ее, Толпенников
уснул, маленький, худенький и наивно-счастливый.

II

Действительный статский советник в отставке, г. фон-Брезе, бритый как
актер, величественно повел большим носом в сторону Толпенникова и сухо
пояснил, что жена его быть на суде не может вследствие болезни.
- Эта гнусная история потрясла организм моей супруги, - сказал
фон-Брезе, смотря на кончик носа Толпенникова. - Вы помощник Алексея
Семеновича?
Толпенников подумал, что генерал не доверяет ему и считает слишком
молодым для ответственного дела. Сконфуженно, но в то же время задорно он
сказал:
- Хотите доверенность посмотреть?
- Ах, что вы! - отмахнулся рукой фон-Брезе. - Но мы говорили о