"Ганс Христиан Андерсен. Всего лишь скрипач" - читать интересную книгу автора

сундуку, уже задохнулся.
Крыша с треском провалилась. Столб искр, бесчисленных, как огоньки
Млечного Пути, взвился высоко в воздух.
- Господи помилуй! - такова была короткая поминальная молитва о душе,
которая в этот миг сквозь огонь уходила в царство мертвых.
Спасти хоть что-нибудь было невозможно. Все было объято пламенем.
Старая служанка Симония в слезах отчаяния простирала руки к костру, в
котором сгорели ее господин и все то, что еще вчера было ее домом. Юля Мария
увела к себе, туда же пришла Наоми.
- Аист, несчастный аист! - закричали все.
Огонь добрался до гнезда; аистиха-мать стояла, расправив широкие
крылья, пытаясь укрыть ими птенцов от нестерпимого жара. Самца не было
видно, он, наверно, куда-то улетел еще раньше. Аистята забились поглубже в
гнездо и боялись вылететь, мать махала крыльями и тянула вперед голову и
шею.
- Мой аист! Моя любимая птица! - кричал портной. - Упаси Бог хотя бы
тебя!
Он приставил к стене лестницу, а остальные, галдя и кидаясь мелкими
камушками, пытались согнать аистов с места, но те не улетали. Густой,
угольно-черный дым окружал стену, портному приходилось низко наклонять
голову, вокруг которой как снежная вьюга кружились искры и головешки. Пламя
коснулось сухих веток, из которых было сделано гнездо, и оно вспыхнуло;
аистиха-мать стояла посреди огня и горела заживо вместе со своими детьми.
К концу дня пожар потушили. Дом еврея превратился в дымящуюся груду
угля и пепла, где и нашли обугленное тело хозяина дома.
К вечеру портной с сыном стояли у пожарища; поднимающийся там и сям
дымок свидетельствовал о том, что в глубине еще тлело. Вместо красивого сада
перед ними был разоренный пустырь. Вокруг валялись черные головешки,
виноградные лозы и чудесная повилика были сорваны со стен и втоптаны в
землю. Аллеи превратились в пожоги. Красивых левкоев не осталось совсем,
живая изгородь из роз была сломана и запачкана землей, половина акации
сгорела, и вместо освежающего чудесного аромата цветов дышать приходилось
дымом и гарью. Беседка сгорела дотла. Найденный Кристианом четырехугольный
кусочек пурпурного стекла - вот и все, что напоминало о ней; он посмотрел
через стекло, и небо окрасилось заревом, как тогда, когда они с Наоми
смотрели сквозь пурпурное окно. Зато он увидел на крыше своего собственного
дома аиста - это был самец, который, вернувшись, не нашел ни гнезда, ни
дома, на крыше которого оно прежде было свито. Аист делал странные движения
головой и шеей, будто искал что-то.
- Бедный аист, - сказал портной. - Как вернулся, так и кружит
беспрестанно над пожарищем. Пусть теперь немного отдохнет. Я положу на крышу
перекладину, может, он совьет себе новое гнездо; смотрите, как он ищет
птенцов и их мать! Никогда больше не полететь им вместе в теплые края!
В почти пустом доме в глубине двора, где в стенах зияли отверстия,
ведущие в разоренный сад, стоял старый Юль; худой рукой он держался за
ржавый-железный крюк в стене, а его грустные черные глаза не отрывались от
предмета, завернутого в передник, который лежал на большой пустой кровати в
комнате; тонкие бледные губы старика шевелились, он еле слышно шептал:
- Итак, плетеный короб стал твоим гробом, богатый отпрыск корня
Соломонова! Передник бедной женщины стал твоим драгоценным саваном. Увы!