"Пол Андерсон. Самое долгое плавание" - читать интересную книгу автора

непосвященных услышали рассказ самого Посланца...
Гюзан властно поднял руку. Смелый и честолюбивый, издавна мечтавший
распространить свою власть за пределы маленькой области, он весь горел
теперь.
- Святейший, - сказал он, - рассмотрим, почему полную правду о
событиях скрывали все эти годы? Чтобы держать народ в послушании? Отчасти
так. Но помимо этого, разве вы и ваши советники не боялись, что сюда
нахлынут в жажде знаний люди со всего света и мы будем оттеснены? Так вот,
если мы отпустим голубоглазых домой, не удовлетворив их любопытства, они,
я полагаю, обязательно вернутся сюда, но уже с сильным флотом. Поэтому мы
ничего не потеряем, раскрыв им истину. Если у них никогда не было своего
Посланца, если они не могут принести нам настоящей пользы, мы всегда
успеем убить их. Но если и они удостоились посещения посланцев с небес,
чего только не сможем мы сделать вместе!
Он произнес это быстро и тихо, чтобы мы, монталирцы, не поняли его. И
действительно, наши господа офицеры не разобрали его слов. Но я своими
молодыми ушами уловил их значение. И Ровик тоже. Он так упорно сохранял на
своем лице деланную улыбку непонимания, что я догадался: он-то понял
каждое слово.
Итак, в конце концов они решились повести нашего командира в храм на
скале. А с ним и меня, ничтожного, поскольку никто из хисагазийской знати
не путешествует без сопровождающих. Сам Искилип возглавлял шествие, за ним
шли Гюзан и двое мускулистых принцев. Двенадцать копьеносцев замыкали
шествие. Я понимал, что шпага Ровика в случае беды окажется бесполезной,
но плотно сжал губы и пошел за ним. Он выглядел как нетерпеливый ребенок
утром Дня благодарения. Над бородкой клином сверкали зубы, голову украшал
берет с перьями, чуть сдвинутый набекрень. Никто и подумать бы не мог, что
он сознает, какая опасность угрожает ему.
Мы вышли незадолго до захода солнца: в полушарии Тамбура люди не
проводят такого различия между днем и ночью, как приходится у нас. Сьетт и
Балант занимали на небе положение, соответствующее высокому приливу, и я
не удивился, что Никум почти затоплен. И все же, пока мы поднимались к
храму по извилистой тропе, я думал о том, что мне никогда не приходилось
видеть более странного пейзажа.
Внизу блестела вода фьорда, длинные тростниковые крыши города,
казалось, плавают на ее поверхности, у причала; вдоль берега колыхалось
множество судов, мачты и рангоут нашего корабля возвышались над фигурами
языческих богов, украшавших носы его соседей. Фьорд извивался между крутых
берегов, и в глубине его со страшным шумом разбивался о скалы прибой,
оставляя белую пену. Вершины гор над нами были почти черными на фоне
огненного заката, который охватывал почти половину неба и окрашивал воду в
цвет крови. Сквозь облака проглядывал полумесяц Тамбура. И все это вместе
казалось знамениями, но не было никого, кто мог бы истолковать, что они
предвещают. Впереди высился базальтовый столб с изваянием в форме головы.
Справа и слева от тропы росли высохшие от летнего зноя травы с острыми,
как пила, зубцами. Небо было бледным в зените и темно-пурпурным на
востоке, где уже появились первые звезды. Но в тот вечер даже вид звезд не
успокаивал меня. Мы шли молча. Босоногие туземцы двигались бесшумно.
Раздавался лишь стук моих башмаков, да позванивали шпоры Ровика.
Храм был смелым произведением архитектуры. В прямоугольнике