"Ежи Анджеевский. Врата рая" - читать интересную книгу автора

и темнота обступила меня, я впервые увидел его, он был юный, сияющий, и я
сразу его полюбил, помню короткие вспышки его меча, потом, помню, на мои
стиснутые у горла руки брызнули теплые струйки, то была кровь моих
родителей, не знаю, кровь матери или кровь отца, кровь была у меня на руках,
на губах, мне хотелось кричать, но я не кричал, а потом, вот это я помню,
будто случившееся вчера, он ко мне наклонился, я зажмурил глаза, почувствова
л его ладонь на мокром от пота лбу, мне хотелось плакать, но я не мог,
так как чувствовал тошнотворный вкус крови на губах, была ли то кровь моей
матери или кровь отца, я не знал, помню, он взял меня на руки, помню его
склонившееся надо мной лицо, но что было дальше, не помню, сейчас я впервые
в жизни буду думать вслух, Алексей начал говорить, дождь стихал, и
прозрачная ясность завладевала все большими пространствами неба и земли: до
четырнадцати лет я знал о своем прошлом лишь то, что я грек из Византии, что
зовут меня Алексей Мелиссен и что в ту ночь, восемь лет назад, когда
христианские рыцари под предводительством двух прославленных мужей, графа
Балдуина Фландрского и графа Бонифация Монферратского, поддавшись уговорам
хитрых венецианцев, вместо того, чтобы поспешать к Иерусалиму, дабы во
исполнение данного ими обета освободить из-под ига неверных Гроб Христа, под
покровом ночи предательски ударили по стенам Византии и затем, вторгшись в
город, злодейски перебили тысячи таких же, как они, христиан, движимые не
верой, а жаждой наживы и власти, меня в ту ночь пожаров и крови, когда были
убиты мои родители, спас один из рыцарей, Людовик Вандомский, граф Шартрский
и Блуаский, мне было восемь лет отроду, когда, рискуя собственной жизнью, он
вынес меня из пылающего дворца, он рассказывал мне потом, когда я уже был с
ним и он стал моим опекуном и отцом, и добился, чтобы меня, чужеземца и
инородца, его величество король Филип Август признал единственным
наследником старинного графского рода, владельцев Шартра и Блуа, и всего
этого Вандомского края, по которому мы сейчас идем, он рассказывал мне, уже
подростку, что тогда, в ту кошмарную ночь резни и пожаров, он,
двадцатилетним юношей поклявшийся все свои богатства и дарования отдать делу
освобожденья из-под ига неверных Гроба Христа, в ту ночь словно очнулся и
понял, что совершено тяжкое преступление, и меня, потерявшего отца и мать,
спас, вынеся на руках из горящего дома, специально, чтобы искупить хоть
малую толику зла, причиненного христианскими рыцарями, запятнавшими себя
преступлениями и беззаконьем, только это я знал до того, как мне исполнилось
четырнадцать лет, воспитываясь в Шартре, который стал моим родным городом, и
если чтолибо из раннего детства помню, то единственно благодаря рассказам о
тех канувших в забвение временах моего чудеснейшего опекуна и отца, дождь
прекратился, от мокрой земли шел одуряющий запах чернозема и весенней травы,
вдалеке, будто уже в ином мире, глухо рокотал гром, заходящее солнце вновь
заботливо разбросало последние отблески по плоской равнине, проглянули из
темноты спокойные зеленые озерца, земля под ногами была вязкая, лужи на ней
стояли уже неподвижные, Алексей увидел радугу, он продолжал: вот и все, что
я знал о своем прошлом, пока мне не исполнилось четырнадцать лет, и тут
однажды, в преддверье весны, земля, помню, была еще твердая, и лужи после
ночного дождя сковало тоненькой коркой льда, воздух был холодный, но светило
солнце, помню его ласковое тепло на плечах, было раннее утро, мы впятером
или вшестером вышли за городские стены, туда, где над рекой Эр расстилались
луга, хрупкий ледяной покров, стоило наступить на него босой ногой, легко
растрескивался, и тогда я чувствовал, что нога погружается в холодную воду,