"Ежи Анджеевский. Врата рая" - читать интересную книгу автора

полете, и опять глухо заворчал в утробе черных туч гром - а я, когда он
уехал, три дня и три ночи провела в раздумьях, плакала и молилась, то
чувствовала себя счастливой, то несчастной, решалась и не могла решиться,
пока, наконец, не настал последний, третий день, и я, поцеловав руки
родителям, чуть свет поспешила к ручью, на то самое место, где мне впервые
встретился Алексей Мелиссен, едва добежав туда, я увидела катившую по дороге
роскошную золотую карету, запряженную шестеркой белых лошадей, и рядом
Алексея Мелиссена на вороном скакуне, с его плеч ниспадал пурпурный плащ,
когда он ко мне подъехал, я заметила, что лицо его, как и при первой нашей
встрече, задумчиво и печально, но в то же время излучает необычайный свет,
вот мой брат, - подумала я, и с этой минуты стала ему сестрой, а он мне -
нежнейшим заботливым братом, поэтому и сейчас, когда он решил на долгие
месяцы отказаться от жизни в довольстве и покое, чтобы принять участие в
крестовом походе в далекий Иерусалим для освобождения Гроба Господня из-под
ига поганых турок, в этот многотрудный путь я отправилась вместе с ним: ведь
мы, и он, и я, оба порабощенные безответной любовью, поклялись, что всегда и
в любую минуту, в доле и недоле, в роскоши и нищете, во здравии и болезни, в
славе и унижении будем мыслью и поступками друг друга поддерживать и друг
другу помогать, он, будучи мне братом, и я, будучи ему сестрой, весенняя
буря стремительно приближалась, черные тяжелые тучи уже достигли высочайших
небесных вышин, они ползли прямо навстречу грозе, навстречу молниям,
вспыхивающим все чаще и чаще, навстречу громам, которые прокатывались уже не
по краю далекого небосклона, а, взрываясь у вершины подступающей тьмы,
бесконечно долго падали во мрак, еще продлевая эхом свой грозный рык, чтобы,
прежде чем эхо смолкнет, вновь, почти одновременно с ослепительной вспышкой,
сотрясти сумрачный небесный свод, вдруг, словно рожденный долгой
неподвижностью, поднялся ветер, желтое облако пыли взметнулось над плоской
равниной, я солгала, - крикнула Бланш, - все это ложь! и тут старый человек
без единого слова поднял руку и осенил ее знаком креста, Алексей Мелиссен с
облегчением вздохнул, он сейчас только осознал, что все то время, пока Бланш
шла рядом с исповедником, томился в напряженном до боли ожидании, он
подумал: не знаю, что бы произошло, не получи она отпущенья грехов, но
что-то непременно произошло бы, и скинул с плеч свой пурпурный плащ - добела
раскаленная молния озарила полумрак и среди клубящейся желтой замети, совсем
уже близко, вонзилась в невидимую землю, оглушительный грохот сотряс темноту
и тотчас же стих, где-то далеко, в конце шествия, заплакал ребенок - с
плащом, будто пламя реющим на ветру, Алексей приблизился к Жаку, который шел
перед ним, и набросил плащ на его обнаженные плечи, а когда тот, повернув
голову, передернул плечами, словно хотел сбросить плащ, сказал: до сих пор
ты отказывался принять этот плащ, хотя тебе, как вожаку, скорее, нежели мне,
пристало его носить, но сейчас, пока я буду исповедоваться, прошу тебя,
согласись, и отошел раньше, чем Жак успел произнести хоть слово в ответ,
внезапно ветер унялся, и на мгновение, краткое как вздох, воцарилась тишина,
тишина, под властью которой в то мгновенье, краткое как вздох, всему сущему,
казалось, пришел конец, казалось, и солнце остановилось, и небо, и звезды, и
смертная их окоченелость лишила движенья и звука всю прочую жизнь на земле,
но тут хлынул проливной дождь, опять засверкали молнии, тяжелые раскаты
грома, заглушаемые шумом ливня, гремели, пробиваясь сквозь этот шум, Алексей
шел, расправив плечи, не замечая дождя, опять настороженный и внутренне
напряженный, даже не поглядев, он миновал Бланш, которая брела, спотыкаясь