"Ежи Анджеевский. Никто" - читать интересную книгу автора

соблазнительных приключений, Одиссей не сумел во второй раз полюбить верную,
но уже немолодую жену, и теперь, когда она навек покинула его, в сердце у
него была пустота.
На склоне того памятного дня произошло вот что: вызванные по приказанию
Одиссея старой нянюшкой Евриклеей двенадцать развратных рабынь выволокли из
пиршественного зала во двор окровавленные и ужасно изувеченные останки
женихов, смыли кровь с пола и стен, после чего во дворе, в присутствии
Телемаха, они были повешены, а предатель козовод Меланфий был подвергнут
жестоким пыткам: ему отсекли нос и уши, отрезали срамные части, отрубили
руки и ноги, и он скончался в мучениях.
Зал, прилегающие покои и двор окурили серой, и тогда Одиссей, все еще в
нищенских лохмотьях, воссел на трон и, слегка понурив голову, словно не
пытаясь скрыть усталости после сражения со столь многочисленными врагами,
стал ждать, пока уведомленная Евриклеей о его появлении супруга спустится из
горних покоев. Когда ж она, еще не верящая, еще оглушенная шумом страшной
битвы, наконец переступила каменный порог и села против неузнанного супруга
в свете огня у противоположной дальней стены - Одиссей не нашел в ней,
обретенной после стольких лет, той красивой, темноволосой, стройной девушки
с глазами, напоминавшими фиалковые краски утреннего моря. Да и как мог он,
простившийся с молодой женой, державшей на руках младенца, узнать ее в
женщине, хоть и не старой, но чрезмерно увядшей, с неподвижным лицом,
которому заостренные черты и потемневшие, тусклые глаза придавали выражение
суровости. Промелькнула мысль о вечно юном теле Калипсо и о столь же
упоительной прелести волшебницы Цирцеи, и Одиссей еще ниже опустил голову.
Певцы, странствующие по землям ахейцев, насочиняли немало красивых слов о
той ночи, как бы второй брачной ночи супругов, столь чудесно вновь
соединенных.
Между тем то была ночь, невыносимо тяжкая ддя обоих; ему лишь
искусственно удалось пробудить в себе желание, она же, покорная, но отвыкшая
от телесной близости, вяло, даже неохотно принимала мужнины ласки, и когда
мужская его плоть проникла в нее, не ощутила, как бывало, все нарастающего
трепета наслаждения. Так и остались оба далекими и чужими друг другу.
Одиссей больше никогда не входил в опочивальню жены.
10. Там, где из страшной реки посреди траурных деревьев вытекают три
другие реки: река забвенья, река огненная, река, полнящаяся слезами. . . . .
. . . . . . . . . . .. . . . Люди часто расспрашивали Одиссея, как было дело
с его не вполне доступным уму схождением в недра Гадеса.
- Как там? - спрашивали. - Темно?
- Нет, - отвечал он, - там сияет свет, какого мы на земле не знаем. Не
дневной свет, но и не тьма ночная.
- Всегда?
- Там все - всегда.
- Нет ни дня, ни ночи? Ни времен года?
- Там есть все одновременно.
- Как же это возможно?
- Не знаю.
- А те, кто там обретается, они-то знают?
- Что было спрашивать, если все равно не поймешь?
- А вода Леты?
- Это не вода.