"Андрей Аникин. Вторая жизнь (Повесть)" - читать интересную книгу автора

хотя и не могли догадаться о причинах. Эн-прим выбежал вон, а обидчик
сказал им какую-то первую попавшуюся ложь.
Надо было стреляться. Эн-прим не был от природы трусом, как не был
негодяем. Однажды при пожаре ему довелось спасти ребенка из горящей избы.
Но чем больше он думал, тем меньше хотелось ему подставлять лоб под
пистолет, к тому же под пистолет человека, слывшего отличным стрелком.
"Жизнь дается один раз, - говорил он себе, не подозревая, что эта ходячая
фраза может оказаться неверна. - Если меня убьют, во мне бессмысленно
погибнет поэт, философ, ученый. Если я убью, меня отдадут в солдаты, и
поэт тоже погибнет. Честь? Но что такое честь? Только слово".
Он не послал вызов. Тогда любимец фортуны огласил подлинные причины
ссоры. Эн-прим был уничтожен. Ему пришлось уйти из университета и скрыться
в деревне. Родственники матери приняли его в своем убогом имении в
Новгородской губернии. Впрочем, он продолжал усердно заниматься науками и
опубликовал в журналах несколько неплохих стихов и две критики русских
писателей. Разумеется, под псевдонимом.
Время шло. История постепенно забывалась и все более казалась ему
почти что детской глупостью. Через четыре года Эн-прим вернулся в
Петербург. Вернулся, как он думал, другим человеком. Он не пытался вновь
войти в университетский круг, да ему этого и не хотелось. Он имел теперь
некоторые знакомства среди литераторов.
Год он прослужил секретарем у одного старого князя, писал под
диктовку мемуары, что-то поднакопил, взял денег у отца и поехал в Европу.
Но радости там не нашел и вел жизнь бесцельную и тоскливую. Чужие
нравы и обычаи его не интересовали, а соотечественников он встречал с
отвращением. Страдал от денежных забот, порой доходил до нужды. Давал
уроки и едва не перешел в католическую веру, но разочаровался и в ней.
Начал писать роман из современной русской жизни и на несколько месяцев
увлекся. Но, едучи из Лондона в Гамбург, в припадке тоски и морской
болезни бросил рукопись в море и больше к этому не возвращался. Позже ему
порой казалось - могло что-то получиться...
Проведя в Европах года два с половиной, он вернулся на родину
постаревшим и бесприютным. Желчь переполняла его и в первое время делала
интересным его разговор. Он был теперь в некоторой язвительной оппозиции к
правительству. Впрочем, он был в оппозиции ко всему - к либерализму,
литературе и логике.
Отец между тем умер. Мать жила у его замужней сестры, помогала внучат
нянчить. Он снял себе по дешевке убогую квартирку в Коломенской части, во
флигеле у вдовы чиновника. Служить он не хотел и жил случайными
литературными заработками (больше от переводов) и подачками покровителей.
Он развлекал за это их самих и их гостей своим желчным остроумием. У него
было два слегка потрепанных костюма от лучшего лондонского портного, и в
гостиных он выглядел совсем неплохо. Ведь он был, в сущности, молод: ему
не было тридцати.
До этого женщины играли в жизни Эн-прима мало роли. Юношеские
влюбленности да визиты в публичные дома... И вот он полюбил. Как
говорится, в первый и последний раз в жизни. В семье было две дочери на
выданье, и молодежь собиралась у них частенько. Все это было небогато, но
ужасно мило и, как теперь сказали бы, интеллигентно. Его привез приятель.
В первый вечер он сказал с ней (а она была младшей) всего несколько слов и