"Сергей Антонов. Васька " - читать интересную книгу автора

празднику Седьмого ноября. А с качеством вопрос ясен: метрополитен
пролетарской
столицы должен быть лучший в мире. Всего хорошего, товарищи.
Наконец кое-что прояснилось. Месяц окончания строительства был назван.
А год? Догадка, что этим годом может быть 1934-й, представлялась настолько
несуразной, что ее никто не решался произнести вслух до тех пор, пока она не
подтвердилась вскоре циркулярно, документально, а также голосами, тихими и
громкими, клеймящими пораженцев и упадочные настроения, охватившие одну
часть технической интеллигенции.
Пришлось думать всерьез. За все прошлые годы было выполнено около
пятнадцати процентов работ. На остальные восемьдесят пять процентов
отводилось чуть больше десяти месяцев. Быстро подсчитали: для того чтобы
уложиться в намеченный срок, надо ежедневно вынимать 9 тысяч кубометров
грунта и укладывать 4 тысячи кубометров бетона.
Эти арабские цифры - 9 и 4 - стали на стройке чем-то вроде роковых
огненных словес "мене, текел, перес", начертанных на валтасаровском пиру.
Про девятку и четверку ежедневно твердили на десятиминутках, девятку и
четверку постоянно печатали в заголовках "Ударника Метростроя", девятка и
четверка мерещились в темноте, являлись во снах. А инженер Бибиков отводил
приятелей по одному в уголок, спрашивал, сколько будет девять плюс четыре, и
мефистофельски подмигивал.
А дела на шахте 41-бис не располагали к шуткам и шли, по выражению того
же инженера Бибикова, "далеко не идеально". Из 4 тысяч кубов бетона на долю
шахты пришлось в январе 350, а не уложили ни одного. Бригады дрались за план
зверски, забывали обедать, забывали, где ночь, не выходили из-под земли
сутками, а толку не было. Парторгов ругали за плохую постановку
политмассовой работы, проектировщиков - за нехватку чертежей. Лобода
по-наполеоновски обвинял морозы. А загвоздка была не в чертежах, не в
морозах и не в политграмоте, а в самом обыкновенном бревне. В феврале по
встречному графику обязались уложить 800 кубов да 350 январских, а уложили
всего 86 с половиной.
Комсомольская бригада Платонова стала съезжаться на шахту часа за два
до начала работ, еще до света, и разбредалась по соседним улицам, по дворам
и чуланам - на лесозаготовки. Платоновцев хорошо знала милиция, но
платоновцы знали милицию еще лучше и возвращались кто с доской, кто с
бревнышком.
Самым надежным снабженцем оказался Осип. Три дня кряду он приносил
добротную двухдюймовку - крашеные ступени какого-то крыльца. Потом притащил
воняющую хлоркой дверку с надписью "00".
Ребята удивлялись. А когда Осип приволок дверь, обитую свежей клеенкой
с табличкой "Прием от 10 до 16", Платонов хотел было пропесочить его, но
сдержался и отошел. Приходилось терпеть. Такое создалось положение.
А про Чугуеву Осип словно забыл. С тех пор как они оказались в одной
бригаде, пошла вторая неделя, а он ни полслова не намекнул о прошлом. Иногда
Чугуева думала, что обозналась, что это не тот, кого она обмахивала веткой
на сибирском болоте, а только похожий. Но нет, Осип поглядывал на нее как на
близкую знакомую и приказывал найти скобу или клинышек, будто
государь-повелитель. Она не могла понять, чего он тянет, чего ждет от нее? С
каждым днем ей становилось все тошней. Она стала чаще попадаться на глаза
Осипу, заговаривала с ним. А он только ухмылялся половиной рта. Эта