"Ричард Аппиньянези. Доклад Юкио Мисимы императору " - читать интересную книгу автора

крысиные хвосты длинных волос, лицо, похожее на лик Христа и
свидетельствующее о полном физическом и духовном разложении. Это был Дадзай
Осаму, автор популярных романов, образ самого отчаяния, которому поклонялись
бесчисленные читатели нового поколения.
Таким образом я оказался на одной танцевальной площадке с самым
великолепным писателем нашего времени, князем Мышкиным эпохи Безоговорочной
Капитуляции, выразителем болезненных послевоенных настроений, омерзительной
карикатурой на японский пессимизм с торговой маркой "Nipponsei". Я уважал
редкий талант Дадзая, но к нему самому испытывал сильное отвращение. Темные
круги под глазами свидетельствовали о пороках, жертвой которых он пал, -
алкоголизме, пристрастии к наркотикам и сексуальной распущенности.
Он воспевал отчаяние, ненавидя и разрушая себя. Попытка совершить
сидзу - двойное самоубийство - закончилась смертью проститутки, с которой он
договорился вместе уйти из жизни. Сам Дадзай остался жив, покрыв себя
позором. Семья отреклась от него. Дадзай Осаму - яркий представитель
поколения, которое отвергла смерть. Он был похож на захламленный ненужным
товаром и излишками склад в эпоху, когда пропагандировалось строгое
нормирование и шла распродажа обанкротившейся японской культуры. "Мои
современники сделали из него героя. Впрочем, нет, Дадзай для них больше, чем
герой. Они канонизировали его. Любой, кто добровольно осквернял себя и
изображал подонка, неизбежно становился в глазах соотечественников святым.
Дадзай так громко протестовал против жизни, что потрясенные зрители
стали его восхвалять. Он был нашим заляпанным экскрементами козлом
отпущения, священным монстром в те времена, когда все святое погибло. Его
открытые раны напоминали о ране внутри нас, которую мы скрывали, желая
казаться нормальными.
Я ненавидел Дадзая Осаму. Я завидовал ему и боялся его. Он держал
передо мной зеркало, отражающее мои скрытые пороки, которых я не желал
замечать, охваченный слабоволием и робостью.
Я стал пробираться сквозь толпу к вызывающему у меня омерзение идолу.
Он танцевал фокстрот с проституткой, лицо которой покрывал густой слой
косметики. На ней декольтированное платье без бретелек из бирюзовой органзы.
Такие наряды были модны в 30-х годах. Эта парочка сомнамбул двигалась с
закрытыми глазами и напоминала мне впавших в религиозный экстаз танцоров на
празднике Мацури *. Я завидовал способности Дадзая погружаться в упоительное
состояние и тщетно пытался освободиться от контроля сознания и слиться, как
и он, с окружающим миром.
______________
* Мацури - праздник в честь божества какого-нибудь храма,
сопровождающийся танцами, шествием, представлениями народного театра. -
Примеч. пер.

Я видел широкую обнаженную спину партнерши Дадзая. Под слоем жира
перекатывались мышцы, словно пенные волны бездонного океана. Я с удивлением
заметил, что Дадзай вонзает в ее пухлую спину ногти, от которых на коже
оставались кровавые борозды. Он почти выдрал родинку, расположенную в выемке
позвоночника, и она висела на кусочке побагровевшей кожи словно маленький
кровоточащий грибок. Но девица ничего чувствовала. Она не ощутила и моих
прикосновений к своей расцарапанной спине.
Как жаль, что по моим пальцам течет не кровь Дадзая. От черной зависти