"Татьяна Апраксина, А.Н.Оуэн. Назначенье границ " - читать интересную книгу автора

и у себя дома.
Франконии же было чем похвастаться перед остальным миром. Да,
страна казалась одной большой богадельней, но когда проповедники
говорили, что во всей земле не сыскать бездомного сироты и голодающей
вдовы, они не врали. Бездомных, нищих, выгнанных со своей земли,
проигравших суд богачу - не было. Их пастыри не щеголяли королевской
роскошью убранств и не загоняли крестьян в долговую яму, не увлекались
симонией и не давали поводов к сомнительным сплетням.
Граф де ла Валле знал только одно: он не хочет, чтобы Аурелия
сменила белые розы на золотого льва. Голодных можно накормить,
несправедливо обиженных - восстановить в правах, но нет той силы, что
вернет жизнь казненному за верность "ромской блуднице". Он не хочет,
чтобы знание грамоты делало человека подозрительным, а нежелание
отращивать бороду - изгоем.
Еще он не хотел, чтобы по всей Аурелии запылали костры с
еретиками.
Увы, королева-регентша Хуана, сестра короля Родриго, с каждым
годом склонялась к тому, что костры - хорошая мера, а убийство - лучший
способ смирить непокорных. Каждая выходка аурелианских вильгельмиан
подливала масла в огонь, а деверь Ее Величества, архиепископ Тулузский,
был способен поднять переполох даже вокруг пустячного слуха. Любая
кража, в которой замешан вильгельмианин, превращалась в преступление
против короны, молитвенное собрание - в собрание злоумышленников,
непременно покушавшихся на жизнь малолетнего Людовика.
Играть на материнских чувствах неумной и недальновидной регентши
было легко. Куда труднее - заглянуть хотя бы на год-другой в будущее.
Если четверть жителей страны так или иначе склоняется к ереси,
преследовать их - все равно, что надежно укупоривать горшок с порохом,
а потом поджигать фитиль.
Герцог де Немюр же радовался любому поводу объявить себя мучеником
за истинную веру. Свора мучеников не так уж сильно походила на своих
франконских собратьев, и даже принцесса Урсула то и дело появлялась при
дворе в кокетливо разрезанном спереди робе, а вовсе не в предписанных
монахом Вильгельмом балахоне и чепце до бровей.
Не чуждо франконской принцессе было и кокетство иного рода. Одна
из бесед, которой она удостоила Марка, стоила тому дуэли - герцог
крайне возмутился и немедленно натравил на оскорбителя очередного
сопляка. На поединок де ла Валле отправлялся не без злорадства:
ревностная вильгельмианка, дочь франконского короля, мало чем
отличалась от своих сестер-католичек. Так же стреляла глазками и
говорила о том, что супруг скоро уедет, а она хотела бы доказать
господину графу, что он заблуждается, упорствуя в ложной вере...
У де Немюра не хватило ума оставить без внимания проповедническое
рвение своей супруги. Дуэль привлекла к невинной, по сути, беседе
внимание и сделала ее предметом сплетен. К репутации Марка, и без того
отвратной, прибавилась новая деталь - дескать, граф де ла Валле
пользуется покровительством самого Сатаны, а то как бы ему удалось
почти совратить воплощение благонравия и почти святую Урсулу?
Совратитель мог бы прилюдно поклясться, что ему не досталось даже
платка с вензелем принцессы, но кто бы ему поверил? Разъяренный муж