"Соломон Константинович Апт. Томас Манн " - читать интересную книгу автора

понравилось мое краснобайство. "Это чисто внешний аспект", - сказал он".
Италия была для молодого писателя прежде всего местом уединения, где,
отключившись от семьи, друзей и привычного немецкого быта ("Мы ни с кем не
вели знакомства, - вспоминал Томас Манн, - а услышав немецкую речь, тотчас
удирали"), он мог разобраться в своих задатках и взглянуть на свое
происхождение, на среду, которая родила его и сформировала, как бы из-за
барьера. В зрелые годы Томас Манн, подразумевая, конечно, себя, говорил, что
для человека, издавна привыкшего жить целиком ради своей упорно
требовательной задачи, внешнее окружение значит не так уж много. Когда он
стал профессиональным писателем, и писателем к тому же всемирно признанным,
когда его день, будь то в Мюнхене, в Цюрихе, в Принстоне или в Калифорнии,
неукоснительно начинался за письменным столом, в кабинете, убранство
которого оставалось почти неизменным, то есть когда он действительно привык
жить главным образом ради своей работы и добился соответствующих этой
привычке условий, - окружение и в самом деле не оказывало на ход его работ
особого влияния. Но ко времени отъезда в Италию состояние ожидания, несмотря
на первый успех, еще не кончилось. "Маленького профессора" Демель, как мы
знаем, отклонил. Относительно следующей новеллы - она называлась "Вальтер
Вайлер" и была опубликована под заголовком "Паяц" только в 1897 году -
мнения друзей расходились. Одни считали, что она представляет собой большой
шаг вперед по сравнению с "Падением", другие ставили "Падение" гораздо выше.
Поиски пути, проба голоса продолжались. Уверенности в том, что литература
настоящее дело его жизни, у Томаса Манна явно еще не было. А так как комната
на Рамбергштрассе не благоприятствовала сосредоточенному экспериментированию
и так как в молодости человек все-таки восприимчивее к внешним впечатлениям,
чем в позднем возрасте, то смена окружения, какой была поездка в Италию,
оказалась для него плодотворнее, чем иные последующие перемены мест.
Уже ясно, что, говоря о плодотворности для Томаса Манна поездки в
Италию, мы имеем в виду не знакомство северянина с южной природой и вообще
не расширение его географического кругозора, хотя во многих его
произведениях действие происходит на фоне итальянских пейзажей и городов,
что было бы, конечно, невозможно без нескольких путешествий автора в Италию,
главным из которых надо считать то раннее, затянувшееся на полтора года.
"Ничто так не характерно для нашей формы жизни, - сказал Томас Манн,
выступая в 1926 году в Любеке, - как отношение к природе, точнее (потому что
ведь и человек - природа) к природе нечеловеческой... В книгах вашего
земляка природы мало, мало пейзажных описаний, запаха земли, мало полей,
лесов и равнин; эти книги повествуют о людях и о человеческом - вот на чем
сосредоточен почти весь их интерес".
Не имеем мы в виду и историко-эстетических впечатлений от "вечного
города", от древних камней, от бронзы и мрамора, вобравших в себя культуру
тысячелетий. Эти впечатления, хотя они оживали потом на страницах его книг,
он воспринимал, по собственному его выражению, "почтительно", но чувства,
что они для него "насущно необходимы и непосредственно плодотворны", у него
"не возникло".
Мы цитируем то место из "Очерка моей жизни" (1930), которое касается
как раз этого полуторагодичного пребывания в Италии. Томас Манн дал и
психологическое объяснение такого своего восприятия тамошних музейных
богатств: "Я, правда, не могу признаться, как великий Шиллер: "Италия, и Рим
в особенности, - к сожалению, страна не для меня; физическая подавленность,