"Луи Арагон. Встречи (рассказ)" - читать интересную книгу автора

XIV, водная гладь пруда, темные и молчаливые аллеи подстриженных деревьев,
большие античные статуи на пилястрах входа. Площадь, запруженная
нескончаемыми отступающими обозами, печальные надписи на дверях церкви:
"Здесь прошла Жоржетта Дюран"... "Мама, мы двигаемся на Анжер"... И мы в
этой каше, вперемешку с драгунами и их повозками, с ранеными, которых
увозят в тыл, а боши в одном-полутора километрах, не больше, двигаются по
дороге на Эврэ. Сколько времени мы продержимся? Школу сестер-монашенок
напротив монастыря лекари заняли под лазарет, и мы должны были
позавтракать с ними, потому что походная кухня... да что говорить!
Походной кухни уже не было.
Стояла жара, тяжелая, душная, сквозь свинцовое небо иногда прорывались
яркие краски июньского дня, но тут же меркли, и все снова мрачнело. Во
дворе, под невысокими деревьями, стоял длинный деревянный стол. Ели все
вместе: врачи, несколько офицеров, в дальнем углу сержанты, санитары и
раненые-не разбирая чинов, все те, что могли сидеть за столом, они ждали,
пока за ними приедут санитарные машины. Молоденькая монашка, вся в белом,
в своем огромном чепце, сновала среди нас, разнося тарелки, помогая
поварам, здороваясь с офицерами, и, придерживая руками юбку, перепрыгивала
через груду оружия, сваленного как попало в углу.
Немецкая артиллерия била над нашими головами. Должно быть, они
обстреливали дорогу, идущую из города.
Был тут один солдат-должно быть, солдат? - с обнаженным торсом,
гипсовой повязкой, кое-как наложенной на левое плечо и руку, висевшую на
марлевой перевязи, лицо его обросло трехдневной щетиной. Когда он окликнул
меня: "Мсье Жюлеп", я так и подскочил. Теперь я был лейтенант Вандермелен,
кто же мог?..
- Вы меня не узнаете!.. Дорен, брат Ивонны...
- Как, Эмиль, вот это да!
Он рассказал мне, что находился в группе волонтеров кавалерийского
дивизиона. После Дюнкерка им дали слишком мало танков, впрочем, сам он
сидел за рулем "Гочкиса"...
- Его не сравнишь с "Птит Рен", верно, Эмиль?
Он лишь слабо улыбнулся в ответ. Наверно, у него сильно болело плечо.
Он то и дело машинально протягивал правую руку и дотрагивался до гипса.
Оказывается, он прибыл из окрестностей Рамбулье, его группа волонтеров
обстреливала дорогу из пулеметов... после ухода армии...
- Просто чудно... Рамбулье... Сколько раз мы мотались туда на
великах... я и Розетта...
Он не знал, что с Розеттой и детьми, быть может, они все еще в Панам,
под самым носом у бошей... а может, и того хуже, бредут куда-то по
дорогам, как и... Где-то неподалеку разорвался снаряд. Я не дослушал
продолжения, меня позвал капитанвоенврач. Собрались, чтобы обсудить
обстановку. Ходило множество слухов. Американцы намерены вступить в войну,
русские атаковали бошей, а в Париже теперь коммунизм... Люди повторяли все
слухи, ничему не веря, и глядели друг на друга, стараясь понять, что
думают об этом другие. То был первый день, когда мы так ясно осознали свое
поражение. В погребке здесь хранилось доброе вино, не оставлять же его
фрицам, ведь они и пить-то не умеют.
- Как же вы хотите, чтобы рабочие в Париже это поняли? - сказал
капитан-военврач, довольно молодой толстяк с усами щеточкой. - Представьте