"Василий Иванович Ардаматский. Возмездие (Роман) " - читать интересную книгу автора

спокойному анализу историка. А пока это буря, анализировать которую
бессмысленно. Ей надо или покориться, или... - Савинков неопределенно
взмахнул рукой и долго смотрел на Любу.
Вдруг за окнами ресторана поднялась бешеная пальба. Люба вскрикнула и
закрыла лицо руками. Савинков быстро встал и, подойдя к окну, задернул
тяжелые гардины. Возвратившись к столу и снова смотря на Любу, он сказал
трагически:
- А ведь только что там, на улице, кто-то был убит, и этот кто-то -
жертва революции, но имя его останется никому не известным. Революция - это
очень жестокая дама...
Савинков в ударе, он импровизирует портрет жестокой дамы - революции.
О, сейчас он мог бы говорить без конца, лишь бы видеть перед собой эти
черные глаза, такие таинственные и бездонные!..
Деренталю нравилось то, что говорил Савинков, его восхищало
впечатление, которое произвела его юная жена на одного из виднейших деятелей
современной истории и русской революции. И вообще в этой их встрече -
прекрасная романтика революции!
А Савинков все говорил, говорил, и Люба слушала его, не в силах
оторвать взгляда от его гипнотических глаз. Для нее это тоже были прекрасные
минуты...
Воспользовавшись паузой в бесконечном монологе Савинкова, Деренталь
сказал:
- Гляжу я на вас, Борис Викторович, и думаю, как любопытно сводничает
судьба. Вдруг свела нас, а ведь мы с вами две грани революции или два берега
революционного моря России, и если с моей стороны символическая фигура -
Гапон, то с вашей - ваш сообщник по убийству великого князя Иван Каляев.
Савинков удивленно сузил и без того узкие свои глаза:
- С политикой, которая именовалась Гапоном, к счастью, не имею ничего
общего. Да и не политика это была, а мелкий полицейский авантюризм... -
сказал он вдруг с открытой угрозой, но сразу же улыбнулся и, наклонив
голову, без слов извинился перед Любой.
- Наше Девятое января уже вошло в историю! - воскликнул Деренталь. И
Савинков отчеканил в ответ:
- Ваше Девятое января стоит ровно столько, сколько выплатила полиция
вашему Гапону.
- Не уверен, что гонорар вашего Азефа был меньше, и мы по крайней мере
своего Азефа повесили, - после секундной паузы запальчиво ответил
Деренталь...
Они заспорили тогда, в первый же час своей встречи. И спорят до сих пор
обо всем на свете. И все же нет возле Савинкова более близкого ему человека,
чем Деренталь.
Сейчас, сидя в купе поезда, мчащегося из Варшавы в Париж, Савинков
вспоминает прошлое и, глядя на сидящего напротив Деренталя, думает: боже,
сколько воды утекло с того вечера в Питере! И тем труднее ему начать
разговор, который больше откладывать нельзя. В Париже ждет Люба. Она знает,
что он должен говорить с ее мужем. О ней. "Я хочу, чтобы между нами троими
все было ясно и чисто", - сказала она Савинкову. Этот неприятный разговор
Савинков намеревался провести в поезде, но помешал спор. Теперь надо делать
приличную паузу.
Деренталь приподнял штору и стал смотреть в окно: в темноте ночи