"Михаил Ардов. Цистерна " - читать интересную книгу автора

сидит, а он свою принадлеж-ность на стол положит и пробует, остра ли
бритва... Раз пьяный попал в полицию. Утром жену туда зовет. "Настя, Настя,
принеси мне все медали". Она ему принесла, он надел и говорит: "Без музыки
домой не пойду". Так ведь и шел с музыкой... Раз намылил одному лицо. Только
собрался брить, а тут ко всенощной ударили. Он бритву кладет. "Настя, Настя,
я пошел..." - "Ты хоть человека добрей!" Куда там... "Уж звонят, -
говорит, - я пошел..." А часовня эта, где мясом-то торгуют, еще от собора
осталась. Снесли его в тридцать втором... Это все я сильно хорошо запомнил.
Первое дело - колокола. Привезли они домкраты, лебедки, тали... Первый-то
колокол большой, кажется, лебедкой стащили его. Я тут был. Вон стоял около
молочной-то лавки. Как же мне тут не быть? Он как ударил в землю, тут
двойные двери внизу были - настежь они открылись. Вот на том-то доме труба
кирпичная упала. Помню, у них один колокол об другой стукнулся. Так вот
только по такому кусочку отскочило... Ну, потом привезли из литейной шар с
бревном, с блоком, чтоб колоть их да в машину грузить... А вот тут, помню,
розвальни стояли, на них все ризы с икон складывали да возили в музей.
Слесарь знакомый мне говорил, его нанимали резать их, ризы-то. Потом в
комнату заперли да обыскали, не взял ли камешков... И тут уж в соборе все
иконы без риз стали, и склад там сделали - рожь, масло, пустая посуда. Я
тогда на хлебзаводе подрабатывал. За кусок. Раз, помню, нам понадобились
шесты для лопат. Нет лопат, да и только! Пошли прямо в собор, взяли шесты с
хоругвей... А раз днем захожу я, паникадила уж не было, вижу, стоит в левой
стороне собора один в пальто и в шапке. Видать, мастер. Стоит и смотрит. Я
потом-то с ним подружился - Василий Рафаилович Уваров. А тут уж смотрю, они
и бочки навезли, и соляную кислоту в бутылях. Золото с иконостаса смывать.
Он в ГПУ тогда работал, а у самого в мирное время была иконостасная
мастерская... Жена у него была крупная женщина, сам-то он маленький. Татьяна
Александровна звали... Я к ним все чай ходил пить с булками. Ему ведь в ГПУ
и хлеб, и молоко, и разные пряники, все у него было... Раз, помню, его жена
смеется, мне говорит: "А ты думаешь, он в Бога не верует? Сам иконостасы
смывает, а сам верует. Вон у него иконка-то, молится". И верно, смотрю,
висит у него медальон под цвет обоев, и не заметишь. Так вот он кислотою все
смывал, потом эту грязь в бочки и отправлял в Москву. Один из ГПУ, помню,
спрашивает: "Василий Рафаилыч, много ли смыл?" А он только и сказал: "На
трактор, - говорит, - хватит". Зима была, в соборе-то холодно. Я ему еще
сделал, тогда водогрейку, трубу в окно. А чтоб труба поплотней к дыре, венец
с Николы мы сняли да и приладили... Он после нас в Кронштадт поехал, смывал
там. Письма мне писал оттуда... Да, потом ломали иконостас. Он у нас был
высокий... Помню, оторвали его, он так-то выпятился и рухнул... Колонны уж
сильно красивые были, витые. Две в музей взяли, две в театр. Врата Царские я
отвез на подсанках в музей... Ангелы были с репидами да Евангелисты - фигуры
в человеческий рост. Теперь все пропало. И вот стали они собор бурить бурили
дырки в стакан диаметром вокруг всего собора... Потом заложили взрывчатку...
Я вон там стоял, около речки. Как рванули, так вот я сам видел, он весь
приподнялся. Может, с полметра просвет был, и опять сел на место. Я правду
говорю. Ну, они тут второй раз бурили и опять рвали... На второй раз он
развалился крупными кусками. Тут стали разбивать - кому чего понадобится.
Часть камней помельче - в речку, а часть - вымостили тротуар... А фундамент
был сложен у него из булыжника на глине... Потом за колокольню взялись...
Хотели подбить да повалить. И до того ее додолбили, что подойти к ней