"Михаил Ардов. Легендарная Ордынка" - читать интересную книгу автора

роду отправилась в Москву и была принята в школу при Художественном театре.
Там она познакомилась с Вероникой Витольдовной Полонской и Софьей
Станиславовной Пилявской, и они стали подругами на всю жизнь. В шестидесятые
годы я еще встречал старых москвичей, которые вспоминали, какими красотками
были эти юные ученицы мхатовской Студии.
Бесконечные дощатые заборы, серые деревянные дома, немощеная улица, и
вся она заросла травою... (Эту пыльную траву я запомнил особенно, местные
мальчишки научили меня находить в ней незрелые семена, мы их называли
калачики и съедали.)
Бу-гуль-ма... Это слово в моем сознании стало почти синонимом
эва-куа-ции... В этом татарском городке, тогда еще совсем маленьком, нашему
семейству довелось прожить не один год.
Голод, постоянный голод - вот что помнится лучше всего.
Какое-то короткое время меня водили в тамошний детский сад. Помню
неопрятный просторный двор, а дети не столько играют, сколько смотрят на
пристройку, в которой располагается кухня, - оттуда доносится запах
гречневой каши-размазни...
Красное кирпичное здание в два этажа...
На фоне сплошь деревянной и одноэтажной Бугульмы этот дом выглядит
небоскребом. Там располагался какой-то клуб, а наша мать ухитрилась
организовать театр, в котором и начал свою карьеру мой старший брат Алексей
Баталов.
Музыкальной частью заведовал Павел Геннадиевич Козлов, старый знакомый
матери, еще по Владимиру. Он тоже был в Бугульме вместе с женою Еленой
Ивановной и маленьким сыном Виктором. С юности Козлов собирался стать
пианистом, но исполнителя из него не получилось, и он всю жизнь преподавал
теорию музыки в заведении Гнесиных.
Иногда по вечерам после спектаклей они с мамой оставались в театре
вдвоем, Павел Геннадиевич садился за рояль и играл. И вот что поразительно:
они оба вспоминали, что, заслышав звуки музыки, на сцену выходили крысы,
толпы крыс. Они усаживались рядами и чинно внимали фортепианной классике.
- Он на тебя не бросится, - говорит мне большой мальчик, - ты в уголке
лежишь...
Действительно, моя кровать в углу. А всего таких кроватей штук
двенадцать. Это больничная палата для детей, и все мы болеем дифтеритом.
Только что на наших глазах умер годовалый ребенок. А сестра объявила
нам, что он будет лежать тут до самого утра. И пошли страшные разговоры про
покойников, которые нападают по ночам на живых...
Погасла лампочка, в окно проник лунный свет. А жуткие рассказы
продолжались.
И даже когда все умолкли, я долго не мог заснуть, все поглядывал на
кроватку маленького мертвеца - а вдруг он зашевелится?..
А утром в окно светило яркое весеннее солнце, и в нашей палате уже не
было не только покойника, но и его кроватки...
Я еще толком не проснулся, как вдруг услышал стук в окно. Я выглянул и
с высоты полуторного этажа увидел три фигуры - мама, брат Алексей, а с ними
некто в гимнастерке с погонами и в портупее... Отец!..
Все трое улыбаются мне...
А это - первое сознательное воспоминание об отце. Штатского, довоенного
я его почти не помню.