"Владимир Павлович Аристов. Ключ-город " - читать интересную книгу автора

пир были позваны, кроме бояр и архиепископа Феодосия, архимандриты всех
восьми смоленских монастырей. Нищей братии роздали калачи, старцам в
богадельную избу послали стяг яловичины да воз ветряной рыбы. Черным людям
выкатили из кабаков бочки с вином, пивом и медами. Три дня шло ликование.
Федор, привыкши сидеть над чертежами или размерять места для будущих
прясл и башен, от безделья томился скукой. Из подмастеров никто не
показывался на глаза, хозяин Елизар Хлебник пропадал на пирах у торговых
людей. Онтониды тоже не было слышно, должно быть, гостила у купеческих
женок. В хоромах было тихо, только простучит в сенях клюкой хозяинова мать
Секлетиния. Пробовал прогнать скуку вином, должно быть, от хмельного
отвык: кроме головной боли и тошноты, ничего не получалось. День показался
длинным.
Уснул рано. Сквозь сон слышал, как возвратившийся Елизар громыхал
сапожищами, взбираясь по лестнице в светелку. Потом наверху послышались
шлепки и долгий визг. Хотел приподнять гудевшую от хмеля голову и не мог.
Сквозь сон подумал: "Опять Елизарка Онтониду стегает".
Проснулся, когда в оконце порозовела слюда. Ополоснувши над лоханью
лицо, отодвинул оконницу. В саду на молодой траве искрилась роса. В кустах
сирени заливалась какая-то голосистая пичужка. На скамье под яблонькой
увидал Онтониду. Встретились глазами. Онтонида вздрогнула, вскочила,
задевая развевающимся летником кусты, торопливо пошла меж крыжовничных
гряд.
Когда в церквах отошли обедни, Федор отправился бродить. В лазоревом
небе (Федор подумал - будто Флоренция) ни облачка. Бревенчатые стены и
надолбы крепости на той стороне реки под весенним солнцем выглядят новыми.
На пустыре, близ старого скудельного двора у Ямской слободы, не
протолкаться. У качель парни, посадские девки и женки. Сермяги вперемешку
с зелеными, алыми, синими кафтанами и зипунами. На женщинах цветистые
летники и расшитые ярко холщевые телогреи.
Из переулка с криком и гамом вывалились ряженые скоморохи, ударили в
бубны, задудели в дуды, засвистели в сопели. Глумцы в расписных харях
выскочили наперед с прибаутками, сзывали народ.
- Эй вы, схожая братия, сапожники, пирожники, кузнецы, карманные
тяглецы, женки и мужики, умные и дураки, волоките веселым гроши. У кого
брюхо пустое - потешим, у кого спина бита - утешим.
Со всех сторон повалил народ глядеть на скоморошье позорище. Ряженый
в кику и раскрашенную бабью личину лицедей изображал купеческую женку,
поджидавшую в светлице любовника. Подобрался не любовник - подьячий,
холщовый кафтан, на поясе чернильница с песочницей, харя перемазана
чернилами ("ненароком, - пояснял скоморох-смехотворец, - забрел крапивное
семя в купчинову хоромину ябеду настрочить"). Подьячий, облапив женку,
норовил повалить. Появился купчина, дубиной охаживал и женку и подьячего.
В толпе купчину подбадривали:
- Во! во! подбавь!
- Ищо, ищо крапивному семени!
- Хо! хо! Лупи ябеду!
- И женке!
- Обошел мужик женку дубовым корешком!
У женки вывалилась набитая под одежду пакля.
Из толпы кричали: