"Владимир Павлович Аристов. Ключ-город " - читать интересную книгу автора

приходил в его дом. Они говорили об архитектуре, искусстве и других вещах,
одинаково интересовавших их обоих. Как-то, когда Федор пришел к
скульптору, старая служанка сказала, что ночью пришел монах со стражами
святейшего трибунала и увели хозяина в тюрьму.
- Мой хозяин был очень невоздержан в своих словах и высказывал всегда
чистосердечно все то, что он думает. Он не любил попов и монахов, а в
споре с капелланом церкви св. Маврикия сказал, будто человеческая душа не
живет после смерти, но умирает одновременно с телом. Я знаю, это капеллан
донес на него монахам из святейшего трибунала. Мне уже никогда больше не
видеть моего хозяина.
Трибунал святейшей инквизиции приговорил скульптора к сожжению. Федор
видел, как жгли Луиджи.
Дым от костра поднимался в небо, а на колокольнях церквей,
воздвигнутых знаменитыми архитекторами, похоронно звонили колокола, и
страшный запах горелого мяса полз над площадью.
Такие костры Федор видел потом не один раз. И он не мог примириться с
мыслью, что одна и та же страна породила людей, создавших прекрасные
здания и произведения искусства, и тех, что под гнусавое пение монахов
жгут на кострах подобных себе.
На улицах и по дорогам сотни людей протягивали за подаянием руки.
Федор узнавал, что многие из них - разорившиеся ремесленники, и, вспоминая
рассказы Буаталонти о прежнем процветании, думал словами старого инженера:
"Душа покинула Италию".
И города, где ему приходилось жить, встававшие чудными видениями,
когда он юношей слушал в Москве рассказы датчанина Крамера, уж не казались
ему столь прекрасными. И чужим казалось вечно голубое южное небо. Когда же
вспоминал Джулию, думал о ней без ревности, как о чужой. По ночам Федору
чаще стала сниться Москва, - убогая, деревянная, с черными избами, но
родная и близкая. И Конь мечтал, как вернувшись на Русь, он будет украшать
Москву зданиями прекрасными, прекраснее тех, какие видел в итальянских
городах...
...Об этом вспоминал теперь мастер Конь в низкой горнице у
потемневшего оконца. Нежное лицо и глубокие глаза молодой хозяйки
напомнили Джулию, молодость и дерзкие мечты превратить Москву в город
прекраснейший.
В сенях скрипнули ступеньки. Кто-то поднимался по лестнице в
светелку, Должно быть, возвратилась из церкви Онтонида. Мастер зажег
свечу. Долго ходил по горнице, размышляя. На бревенчатых стенах
изламывалась большая тень.
Наверху послышалось шлепанье, точно выколачивали рухлядь, и
пронзительные вскрики. В дверь просунулась стряпуха:
- Велишь, Федор Савельич, ужин готовить? - Прислушалась к крику и
шлепанью в светелке. - Хозяин женку плеткой учит, гневлив, змий...


4

Перед сырной неделей приехал боярский сын Ярослава Малого Гаврило
Ноздринин, привез от Годунова грамоту. Боярину Безобразову и дьяку
Постнику Шипилову царским именем велено было ехать в Москву с росписью и