"Марго Арнольд. Падший ангел " - читать интересную книгу автора

полагая, что военный никогда не может постичь премудрости научных материй.
Если это было очевидным даже для меня, то Генри и подавно видел это со всей
отчетливостью. Будучи чрезвычайно чувствительным и вспыльчивым, он не терпел
возражений и часто доходил до бешенства, когда собеседники отметали в
сторону его тщательно взвешенные доводы, втихомолку посмеиваясь над ним. И
там, и здесь он был так же не к месту, как пигмей среди гигантов.
Тут, в своих собственных владениях, он, казалось, вырастал. Предаваясь
своим занятиям, он начинал чувствовать силу и уверенность в себе. Однажды,
вскоре после нашего приезда, мы сидели в его кабинете - пожалуй, самой
чудесной комнате в доме. Три стены были от пола до потолка уставлены полками
с изумительным собранием книг в великолепных обложках, а четвертую стену
украшали огромные окна, выходившие на море и наполнявшие комнату сверкающим
и подрагивающим светом солнца, поднимавшегося из-за горных вершин. Я должна
была заниматься. Генри разработал для меня такой план занятий, который
привел бы в ужас даже доктора наук. Но вместо этого я рассматривала Генри,
сидевшего за столом и погруженного в чтение. Вокруг него царила аура покоя и
счастья, которой прежде я никогда не замечала.
Внезапно я задала вопрос, который лениво всплыл в моем мозгу:
- Кем бы ты хотел быть больше всего на свете?
Он резко поднял голову и несколько мгновений смотрел на меня, а увидев,
что я молча жду ответа, ласково улыбнулся.
- Больше всего мне хотелось бы стать преподавателем университета.
Я была удивлена и заинтригована.
- Почему именно преподавателем?
- Мне кажется, у них очень интересная жизнь, - терпеливо стал объяснять
он, - помогать молодым людям учиться, овладевать огромными запасами мировой
мудрости.
- Но почему же тогда со всем этим, - я обвела комнату рукой, - ты не
стал тем, кем хотел?
- Именно из-за "всего этого", как ты изволила выразиться, - мягко
ответил он.
- Не понимаю, - озадаченно протянула я.
- Пойдем, я покажу тебе.
Генри обнял меня и повел в картинную галерею. Мы шли между
величественными портретами его предков - первых Рашденов, облаченных в
крахмальные жабо и странные латы елизаветинских времен, покуда не добрались
до последнего из них - отца сэра Генри, написанного верхом на огромном
черном коне.
- Вот они все, - развел руками Генри. - Все - Рашдены, и все - солдаты.
С незапамятных времен все члены семьи Рашден служили своей стране как
военные, а поскольку я был старшим сыном, с того самого дня, как я родился,
ни у кого не возникало даже сомнений относительно моей будущей карьеры и
относительно того, что Маунт-Менон будет моим.
- Но, - не сдавалась я, - если бы твой отец узнал, о чем ты мечтаешь,
он наверняка пошел бы тебе навстречу вместо того, чтобы заставлять тебя
заниматься нелюбимым делом!
- Подобное не могло прийти в голову ни мне, ни моему отцу, - возразил
Генри. - Традиции такой семьи, как наша, гораздо важнее любых личных
симпатий или антипатий. Тебе это, разумеется, трудно понять, но сила Англии
зиждется именно на традициях, подобных этой, и когда ты станешь постарше, то