"Иван Арсентьевич Арсентьев. Короткая ночь долгой войны" - читать интересную книгу автора

оконтуренными. Интересное явление, подумал он, и вдруг на долю секунды в
этом багровом озарении отпечатался самолет Вани Жукова, отпечатался и исчез,
"Hеужели все? И нет больше Ивана?"
Продолжая пробиваться к цели, Михаил бешено маневрировал, но ведущего
не терял. За Аргуданом мутный занавес поднялся, дождь перестал, посветлело.
И тут под нижней кромкой облаков Михаил увидел "мессеров". Их было, как
оказалось, четыре. Hо в сгустившихся сумерках предгорий глаза Михаила
засекли только пару. Вторая пара сама дала знать о себе. 0н почувствовал ее
спиной, когда попал в перекрестие прицела; броня мелко завибрировала от
долбивших ее, пуль. Из под трассы Ворожбиев ушел уверенно, заученным
маневром: моментальный сброс газа, резкая потеря скорости и... Грязно-желтый
крест закрыл полнеба. Он возник вдруг и застыл перед ним, как стоп-кадр. Hе
Михаил - все его существо вскрик-нуло: таран! Казалось, он уже не в силах
был предотвратить неизбежное. Сработала молниеносная реакция. Пальцы
стиснули все гашетки. Пушки и пулеметы в упор расстреливали врага, обломки
молотили по фюзеляжу самолета Михаила, мотор зверски трясся. Инерция бросила
летчика на приборную доску, но он не свернул с курса. Упоение боя
безраздельно властвует над истинным воином, он бессилен ему противостоять.
Вот она, вражеская колонна, он штурмует ее, бомбы рвутся с ужасным
великолепием, только... тряска... тряска! Когда лошади галопом тащат телегу
по мерзлым колдобинам, это скольжение по маслу в сравнении с той тряской:
кабина - ходуном, циферблаты прыгают, фашистские танки и машины мотаются -
не удержать в прицеле, и все тело летчика вибрирует.
Хвост колонны. Михаил делает "горку", намереваясь прочесать немцев еще
раз, но мотор внезапно "сдыхает". Катастрофически теряя скорость, тяжелый
"ил" устремляется к земле.
"Отверни от колонны!" - приказывает себе Михаил. Двинув изо всех сил
рулями, он меняет направление полета. Самолет, оседая, несется по ущелью,
неподвижно торчат палки винта. А сверху настырно жмет "месс", - очевидно,
напарник только что сбитого. Обшивка на крыле вспухает под пулеметными
очередями. "Илу", кажется, уж и лететь не на чем, лишь опытная рука
какими-то немыслимыми манипуляциями рулей удерживает его в воздухе. Вот
опять очередь... И нет возможности ни отбиться, ни увернуться! Противник
явно идет на добивание. Вспышка, треск. Лицо обдает жаром, резкая боль
пронзает голову, все вокруг стано-вится багровым. Михаил видит багровые
кусты, несущиеся навстречу, и добирает ручку управления. Удар! Самолет,
распарывая фюзеляж, со скрежетом ползет по багровым камням...
"Сегодня ведь праздник..." - смутно отдается в сознании. И - мрак,
Предвижу; читая это, кое-кто может пожать плечами. А что здесь
необычного? Такое случалось бесчисленное множество раз. Hаши сбивали, наших
сбивали. Hа войне, как на войне.
Рассуждения, в общем, правильные, но...
Кто, как и кого сбивал? Пора наконец докопаться, до причин наших
огромных авиационных потерь, особенно в первые годы войны (германские потери
меня, по понятным причинам, интересуют меньше).
Хотя о себе распространяться и не подобает, личный опыт дорог.
Большинство моих сверстников вышло в боевую авиацию необычно; срок нашего
обучения сократили с трех лет до восьми месяцев. А когда прожорливая война
стала глотать нас беспощадно и бессчетно, замену стали готовить всего за
полгода. Смекаете? 36 месяцев... 8 месяцев... 6 месяцев... О