"Иван Арсентьевич Арсентьев. Короткая ночь долгой войны" - читать интересную книгу автораоконтуренными. Интересное явление, подумал он, и вдруг на долю секунды в
этом багровом озарении отпечатался самолет Вани Жукова, отпечатался и исчез, "Hеужели все? И нет больше Ивана?" Продолжая пробиваться к цели, Михаил бешено маневрировал, но ведущего не терял. За Аргуданом мутный занавес поднялся, дождь перестал, посветлело. И тут под нижней кромкой облаков Михаил увидел "мессеров". Их было, как оказалось, четыре. Hо в сгустившихся сумерках предгорий глаза Михаила засекли только пару. Вторая пара сама дала знать о себе. 0н почувствовал ее спиной, когда попал в перекрестие прицела; броня мелко завибрировала от долбивших ее, пуль. Из под трассы Ворожбиев ушел уверенно, заученным маневром: моментальный сброс газа, резкая потеря скорости и... Грязно-желтый крест закрыл полнеба. Он возник вдруг и застыл перед ним, как стоп-кадр. Hе Михаил - все его существо вскрик-нуло: таран! Казалось, он уже не в силах был предотвратить неизбежное. Сработала молниеносная реакция. Пальцы стиснули все гашетки. Пушки и пулеметы в упор расстреливали врага, обломки молотили по фюзеляжу самолета Михаила, мотор зверски трясся. Инерция бросила летчика на приборную доску, но он не свернул с курса. Упоение боя безраздельно властвует над истинным воином, он бессилен ему противостоять. Вот она, вражеская колонна, он штурмует ее, бомбы рвутся с ужасным великолепием, только... тряска... тряска! Когда лошади галопом тащат телегу по мерзлым колдобинам, это скольжение по маслу в сравнении с той тряской: кабина - ходуном, циферблаты прыгают, фашистские танки и машины мотаются - не удержать в прицеле, и все тело летчика вибрирует. Хвост колонны. Михаил делает "горку", намереваясь прочесать немцев еще раз, но мотор внезапно "сдыхает". Катастрофически теряя скорость, тяжелый "Отверни от колонны!" - приказывает себе Михаил. Двинув изо всех сил рулями, он меняет направление полета. Самолет, оседая, несется по ущелью, неподвижно торчат палки винта. А сверху настырно жмет "месс", - очевидно, напарник только что сбитого. Обшивка на крыле вспухает под пулеметными очередями. "Илу", кажется, уж и лететь не на чем, лишь опытная рука какими-то немыслимыми манипуляциями рулей удерживает его в воздухе. Вот опять очередь... И нет возможности ни отбиться, ни увернуться! Противник явно идет на добивание. Вспышка, треск. Лицо обдает жаром, резкая боль пронзает голову, все вокруг стано-вится багровым. Михаил видит багровые кусты, несущиеся навстречу, и добирает ручку управления. Удар! Самолет, распарывая фюзеляж, со скрежетом ползет по багровым камням... "Сегодня ведь праздник..." - смутно отдается в сознании. И - мрак, Предвижу; читая это, кое-кто может пожать плечами. А что здесь необычного? Такое случалось бесчисленное множество раз. Hаши сбивали, наших сбивали. Hа войне, как на войне. Рассуждения, в общем, правильные, но... Кто, как и кого сбивал? Пора наконец докопаться, до причин наших огромных авиационных потерь, особенно в первые годы войны (германские потери меня, по понятным причинам, интересуют меньше). Хотя о себе распространяться и не подобает, личный опыт дорог. Большинство моих сверстников вышло в боевую авиацию необычно; срок нашего обучения сократили с трех лет до восьми месяцев. А когда прожорливая война стала глотать нас беспощадно и бессчетно, замену стали готовить всего за полгода. Смекаете? 36 месяцев... 8 месяцев... 6 месяцев... О |
|
|