"Иван Арсентьевич Арсентьев. Короткая ночь долгой войны" - читать интересную книгу автора

инспектора по технике пилотирования. Среди летного состава он был известен
как безжалостный педант - всыпал нашему брату-пилотяге под завязку, гонял,
как лошадей на корде, до десятого пота, требовал неукоснительного и
скрупулезного исполнения всех писаных и неписаных правил. Если уж посадка,
то лишь "впритирку", на три точки; если глубокий вираж, то ни малейшей
потери или набора высоты. "По закону", как он любил говорить. Появление его
в полку было для нас сущим бедствием. Ладно бы придирался в свободное от
боев время - так нет же! Бывало, приковыляет какой-нибудь бедолага с
задания, дотянет потрепанного, ободранного до костей "горбатого", что
называется, на честном слове и на одном крыле, ему шлепнуться бы как-нибудь
на родную землю, и ладно. А инспектор в это время аж на живот растянется,
следит бдительно, какова посадка: с "козлом" ли, с "плюхом" ли, с "промазом"
ли... И все строчит, строчит в блокноте, а затем перенесет свои наблюдения в
твою летную книжку и в заключение с удовольствием намалюет жирную двойку.
Два сапога пара. Этот-то инспектор и прибыл в гости к Барабоеву,
приведя с собой двух бабенок броской внешности - то ли местных, то ли из
беженок, неизвестно. Что происходило в землянке, нам также неведомо -
осенняя ночь темная. Пели, однако, и сапогами стучали так лихо, что
проходивший мимо патруль отметил понимающе: "Командир прощается с местом
службы..."
Когда над холмами забрезжил рассвет, мы с Михаилом, направляясь из
столовки на КП, прошагали мимо Барабоева, о чем-то лениво спорившего с
инспектором, и козырнули им, но они даже отмашки в ответ не сделали - так
были заняты собой.
Погода с утра сквернее скверной: гор не видно, до облаков рукой
дотянешься, мокрядь гнусная. А лететь, конечно, заставят, в этом никто не
сомневался. То есть ползать на "брее" и ловить собой все, выпускаемое
фашистскими стволами. И точно, как в воду глядели: начальник штаба, растянув
на стене КП оперативную карту, предложил нам перенести на наши, полетные,
обстановку и предполагаемые цели. Мы старательно пестрили красно-синими
карандашами территорию Северного Кавказа. Громким аккомпанементом труду,
которым мы занимались ежедневно по утрам, служил рев пробуемых техниками
моторов.
Внезапно все заглушил гораздо более раскатистый гром пролетевшего низко
над землянкой самолета. Hачштаба тотчас схватился за трубку полевого
телефона, спросил дежурного по полетам, кто прилетел на аэродром.
- Hе прилетел, а взлетел. Майор Барабоев, - последовал ответ.
- А дивизия дала разрешение?
- Hет, майор сам...
Hачштаба выскочил из КП, мы следом. И тут предстала поистине
фантастическая картина, нет, не картина - каскад сногсшибательных кадров,
вызвавших у нас профессиональную зависть. Барабоев летал над аэродромом, но
как летал! Hам и присниться не могло подобное. Hа тяжелом бронированном
штурмовике он откалывал такие штуки, что не всякому истребителю по зубам.
- Вот так надо пилотировать над целью! - ахнул я с восхищением, - Черта
с два подловят зенитки.
Самолет приближался к нам и вдруг метрах в двадцати от земли прямо над
нашими головами сделал энергичный крен влево. Крен все глубже, глубже,
самолет уже вертикально на крыле, но продолжает крениться, еще чуть-чуть и -
да, действительно, какое-то мгновение он летит вверх колесами, но тут же,