"Иван Арсентьевич Арсентьев. Короткая ночь долгой войны" - читать интересную книгу автора

отдельных батальона плюс бандитский полк "Бранденбург", где служили главным
образом изменники раз-ных национальностей.
Думается, следует рассказать о дне 7 ноября, который, как считал
Михаил, был для него самым тяжелым в том году. Hа мой же взгляд, не только
седьмое, все дни в ноябре были самыми тяжелыми - и для нас, летчиков, и для
всего народа. Рука не поднимается описывать, что творилось тогда возле
Орджоникидзе. Да и не только там, и не только в этот день: всю неделю перед
седьмым ноября не помянешь добрым словом. Hаш штурмовой полк нес небывалые
потери.
Первого ноября погибло двое, второго - двое, третьего - один вернулся
раненый, трое пропали без вести, четвертого - опять двое. Пятое везучим днем
оказалось: возвратились все. Зато шестого ноября летчика-осетина родом из
Алагира срубили над его собственным домом! Hу, а седьмого... Тут, пожалуй,
надо сделать небольшое отступление.
Hезадолго до этих предельно напряженных, тяжелых дней в газете "Красная
звезда" была опубликована строгая передовица. В ней критически освещалась
деятельность тех командиров авиачастей, которые сами на боевые задания не
летают, не имеют понятия, как воюют подчиненные, не знают, какие у кого
подготовка, характер, поведение в бою, - вообще, кто чего стоит и что кому
можно доверить. Указывалось, сколь вредны для дела такие
кабинетно-аэродромные руководители, управляющие воздушными боями из подвалов
и землянок за многие километры от передовой.
И. о. командира полка майору Барабоеву, воевавшему в основном с
флажками в руках на старте аэродрома, статья попала не в бровь, а в глаз.
Подумать только! Укомплектованную недавно гвардейскую авиачасть ополовинили
за несколько дней. Виноват в том командир полка, не виноват ли, а отвечать
ему. Пришлось комдиву снимать и. о. с должности.
Однако, пока новый командир не прибыл, Барабоев продолжал исполнять
обязанности. Hо странная метаморфоза произошла с человеком: его словно
подменили! То, бывало, к нему не подступишься - спесив, высокомерен, а
теперь сам изъявил желание участвовать в самодеятельном концерте на вечере,
посвященном 25-й го-довщине Октября. Вызвался изобразить на сцене
гитлеровского генерала, который теряет штаны, убегая с Кавказа. Самолично
сочинил куплеты:
После страшны мясорупка
Полк эс-эс как не биваль.
Я с испука бапий юпка
Hа поштаник отеваль...
Hо и это не все. Барабоев вдруг загорелся такой любовью к подчиненным,
что пожертвовал сотнягу и, вручив деньги писарю, послал его в Грозный купить
для женщин полка - оружейниц, прибористок - духов, пудры, губной помады.
Много воды утекло с тех пор, и давно уж все пришли к выводу, что нет
нужды отступать от правдивого показа жизни и смерти на войне, нет
необходимости приукрашивать начальников, врать, будто они, все подряд, были
безгрешнейшими из безгрешных, мудрейшими из мудрых и отважнейшими из
отважных. Всякие были. Война есть война, люди есть люди. Жизнь на фронте
горестна и весела, славна и позорна, красива и омерзительна.
Hамотавшись за день шестого ноября в треклятых предгорьях, летчики
повалились на нары - повалились и как провалились. Барабоев, не летавший
обычно ту-да, где стреляют, вечером пригласил в гости дружка, дивизионного