"Хьелль Аскильдсен. Ингрид Лангбакке ("Все хорошо, пока хорошо" #10) " - читать интересную книгу автора

только сейчас - но как себя вести? Не отпуская ее, он говорит:
- Ты что думаешь, я карячусь на стройке, чтобы содержать шлюшку?
- Ты о чем?
- Ах, ты не знаешь, о чем я? Ты думаешь, у меня глаз нет? И я не вижу,
как ты его кадришь?
Он стискивает ей руку, наклоняется - лицо перекошено злобой; она
мертвеет от страха.
- Отвечай!
Она молчит; что бы она ни сказала, он ухватится за любой ее ответ и
вызверится на нее.
Он жмет изо всей силы, это больно - но вдруг разжимает руку.
Сдергивает с нее одеяло, швыряет его на пол, злобно щурится, вперившись ей
в лицо, потом идет взглядом ниже, она догадывается о его намерении прежде,
чем он комкает ворот ее ночной рубашки и раздирает ее быстрым, сильным
рывком. Ингрид дергается, отстраняя голову, и думает: пора кричать, надо
только предупредить его.
- Я закричу, - шепчет она.
- Только разинь ебало!
Она решает не поднимать крика: отворачивает лицо и покоряется грубой
силе. Ей больно, но, распластанная под ним, она ощущает свободу, ясность;
будто ее лично здесь и нет.
Он кончает в пять секунд, гораздо быстрее обычного. Надо же,
поражается она, а ведь пьян.
Он отваливается от нее; ну вот ты и проиграл, думает она, ведь
настолько даже ты себя уважаешь, чтоб понимать: насилие - это бессилие. Ее
пронзает светлая мысль: твой проигрыш - шаг к моей свободе. Турбьерн
поворачивается к ней спиной, на потолке горит лампа; на самом деле такое
выпадало ей и прежде, может, не в такой внятной форме, не так жестоко и с
менее выраженными претензиями, чем нежелание "содержать...".
Рядом покойно сопит Турбьерн, будь он неладен. Ингрид вылезает из
кровати, ей надо срочно в душ. Хоть бы спросил, куда я, думает она, зная,
что ничего он не спросит, я б тебе ответила: отмываться!
Она возвращается, гасит свет, в его сторону не глядит. Потом долго еще
лежит в темноте и чувствует, как грудь ходит ходуном.


* * *

Назавтра она тихая, заторможенная, не то чтоб недружелюбна, но как бы
и не совсем тут. Она избегает встречаться с Турбьерном глазами, кстати, он
держится гораздо естественнее, чем она ожидала; видно, переоценила я
размеры его самоуважения. Ночную сцену Ингрид припоминает ему всего
единожды, и не в лоб. Она расчетливо выбирает момент, когда после обеда они
остаются втроем: она, Кристиан и Турбьерн. Не глядя на него, она роняет
походя, вроде бы невзначай, что ее зовут в мануфактурный магазин
Гудмундсена. Это чистой воды вранье, но она знает, что делает. Зачем тебе
на работу? - спрашивает он, и она отвечает, что полезно иногда бывать на
людях, а то день-деньской сидеть дома - заскучаешь. Сидеть? - говорит он,
на тебе же отец и Унни. Тогда она встает и невозмутимо - абсолютно
невозмутимо - идет на кухню; она знает, что это самый неотразимый ответ -