"Хьелль Аскильдсен. Ингрид Лангбакке ("Все хорошо, пока хорошо" #10) " - читать интересную книгу автора

бутылкой. Он предъявляет ее с гордостью, и Турбьерн не обманывает его
ожиданий:
- Вот так строители ходят в гости! Настоящий виски! Ингрид, тогда
нужны стаканы и лед.
Она приносит стаканы, только три, и лед. Кристиан, увидев это,
спрашивает: а она что, не будет? Поостерегусь, наверно, говорит она, а то
напьюсь, и будем куковать без завтрака.
- Какой еще завтрак? - говорит Кристиан. - Мы так хорошо сидим,
правда, Турбьерн?
Турбьерн миролюбив:
- Пусть делает, как хочет.
- Слышала? - говорит Кристиан. - Неси стакан и не думай о завтраке.
Она несет стакан и незаметно усмехается. "Пусть делает, как хочет".
Ты-то, конечно, имел в виду совсем другое, милый Турбьерн, а я возьми да и
прикинься дурочкой. Мужики, мужики, знали б вы, какие мы, девчонки,
догадливые! Знали б вы... вы бы чувствовали себя как на рентгене.
От этой мысль у нее поднимается настроение, знай наших, а напиваться
она, конечно, не собирается. Она смотрит, как отец подобострастно улыбается
в такт рассказу Кристиана, и думает: бедный, даже сейчас рот боится
открыть. Ее захватывает нежность.
- Твое здоровье, папа, - говорит она. - Скол!
- Скол, Ингрид.
- Все в порядке?
- Все отлично.
Теперь она избегает смотреть на Кристиана. Его взгляды сделались
пристальнее, однозначнее, он ощупывает взглядом уже не только ее лицо. Фу,
мерзость, вяло сетует она, так себя не ведут, он же гость Турбьерна; может,
она мнительная, а у него на уме совсем другое? Но тогда бы он не цыганился
так назойливо. Ей хочется пойти прилечь, но она не может придумать сходного
извинения, чтоб ретироваться столь внезапно. Она раздвигает рот в зевке,
никто не реагирует. Выждав, она опять театрально зевает, говорит, что
засыпает и поднимается. Кристиан пробует возражать, его досада откровенна
до неприличия, она оглядывается на Турбьерна - тот безмятежен.
Лежа в темноте в спальне она вслушивается в голоса мужчин, но
разбирает лишь отдельные слова. Мысли ее отрывочны и бессвязны, в душе ни
капли радости, одна обида - и похоть; Ингрид боится даже признаться себе в
этом.
Она просыпается от внезапно включившегося света. Турбьерн стоит в
дверях, пялится на нее. Просто стоит на пороге и не спускает с нее глаз. Ей
это не нравится, видно, ей снилось что-то приятное. Она притворяется, что
со сна не видит Турбьерна, потом перекатывается на бок к нему спиной -
теперь она действительно не видит его.
- Блядь, - произносит он негромко, сдерживая ярость.
Она не отвечает.
- Не делай вид, что спишь.
Она не отвечает. Зная, что ему не видно ее лица, она открывает глаза,
смотрит на будильник. Половина третьего.
- Блядь, паскуда гребаная, - говорит он, и она слышит, как он
скидывает ботинки. Она не дышит, ей очень страшно. Потом его рука
вцепляется ей в плечо, опрокидывает ее на спину, она как будто просыпается