"Пьер Ассулин. Клиентка " - читать интересную книгу автора

***

Однажды мне показалось, что я близок к цели. Когда я развязывал
веревку на одной ветхой, чудовищно пыльной папке, мне удалось разобрать ее
заголовок: "Психологические материалы". Следует обратить внимание на сей
изысканный эвфемизм. Содержимое папки оказалось еще грязнее, чем ее
обложка. Она была заполнена неучтенными письмами с доносами. Очевидно, к
этим документам никто никогда не притрагивался. Когда я их обнаружил, они
пребывали в девственно-первозданном виде. Хоть снимай отпечатки пальцев,
дабы установить личность этих любителей эпистолярного жанра. Передо мной
возвышалась куча ненависти. Стопроцентный концентрат злобы. Эта блевотина
хлестала отовсюду, переполняя чашу терпения. Мне было тошно. Франция
нуждалась в исцелении, следовало очистить страну от чуждых ей элементов и
возродить ее дух. Разве не сам маршал Петен "Петен Анри Филипп
(1856-1951), французский маршал, главнокомандующий французской армией в
Первую мировую войну; в 1940-1944 гг., во время гитлеровской оккупации,
возглавлял правительство Франции, а затем коллаборационистский режим Виши.
В 1945 г. был приговорен к смертной казни, замененной пожизненным
заключением." указал нам путь к обновлению? Тот факт, что донос был
возведен в ранг гражданской доблести, проводил четкую грань между ним и
обычной клеветой, отданной на откуп самым продажным подонкам. Но и в том,
и в другом случае речь шла именно о доносе. Другого слова не существовало,
без него было не обойтись.
Многие письма начинались с традиционной формулировки "я имею честь
сообщить вам о следующих фактах", несмотря на то что нет ничего позорнее
подобного поступка. Эти люди хотели всего-навсего, чтобы евреев считали
чужаками, чтобы их выдворили из Франции и духу их здесь не осталось.
Ни один историк не сумеет дать точную оценку этому явлению. Такое под
силу только романисту. Или психиатру. Не обязательно быть профессиональным
проктологом, чтобы копаться в человеческой заднице.
Если бы дело заключалось только в ненависти, все было бы понятно. Но
когда зло являло себя миру во всей своей пошлости, когда оно выглядело в
высшей степени обыденно, разум оказывался бессильным. Ибо во время
оккупации политика уже ничего не решала. На протяжении четырех лет часы
Истории ежечасно показывали время истины, отмеряя долю человеческого и
бесчеловечного в наших душах.
Читая и перечитывая документы, я размышлял о том, что рассказал мне
однажды бывший сотрудник отдела пропаганды. А именно: уходя из Парижа,
немцы оставили после себя множество почтовых мешков с нераспечатанными
письмами. Слишком их было много. Службы оккупантов не успевали разбирать
бумажные завалы, да и надоело. В конце концов вся эта мерзость немцам
опротивела. Бросив вредоносные, пропитанные ядом мешки, оккупанты заложили
колоссальную противопехотную мину. Обнаружив снаряд, я мог его
обезвредить. Или взорвать.
Отныне эта ответственность лежала на мне.
Нам столько твердили о временах, когда французы питали друг к другу
неприязнь, что кое-кто сделал на основании этого ложные выводы, уже
набившие оскомину. Так, утверждают, что наши соотечественники якобы столь
низко пали, что постоянно закладывали друг друга. Но что нам об этом
известно? Не проводилось ни одного исчерпывающего опроса, у нас нет ни