"Пьер Ассулин. Клиентка " - читать интересную книгу автора

Она была одна. Я бы с удовольствием ее задушил. Думаю, это было видно. Я
молча смотрел на нее в упор несколько минут, которые наверняка показались
ей вечностью. Сначала соседка прикинулась удивленной. Но по мере того как
мой опыт продолжался, она перестала притворяться. Я прочел в ее взгляде
целую жизнь. Я увидел в нем ее преступление. Затем она опустила глаза.
- А потом?
- Теперь она знает, что я знаю. Не расплатившись за свою вину, эта
женщина обрекла себя на то, чтобы жить с ней до гробовой доски. Вина или
грех, называй это, как хочешь. Ее душа никогда не будет такой спокойной,
как моя. Она сама вынесла себе приговор. Для меня вопрос закрыт.

***

Франсуа Фешнер не желал больше ничего знать. В сущности, он
рассчитывал избежать каких бы то ни было разоблачений, способных изменить
привычный порядок вещей. С одной-единственной целью: избавить отца от
всяких призраков постыдного прошлого. Мало сказать, что мой друг оберегал
старика. Он возвел вокруг его памяти плотину. Время от времени, когда в
теленовостях упоминали о каком-нибудь судебном процессе или происшествии,
связанном с оккупацией, это сооружение давало течь. Тогда Франсуа латал
дыры, и все возвращалось на круги своя.
Между тем отец ни о чем его не просил. Даже с глазу на глаз они не
говорили о прошлом. Но мой друг истолковал молчание старика именно так.
Тот не хотел прояснить мрак своей жизни.
Франсуа передал мне зловонную эстафету. Я был волен продолжать погоню
до финиша либо окончательно положить ей конец. "У тебя есть выбор!" -
бросил мне в тот вечер друг на прощание после торжества. Он произнес это
не с вызовом, а скорее с сожалением. Франсуа сбросил с себя тяжкую ношу.
Как мне следовало с ней поступить? Время для треволнений, самоанализа и
пересмотра позиций уже прошло. Я выбросил все это из головы, ибо в голове
это не укладывалось. Я уже больше не раздумывал, вправе ли я снова
вторгаться в чужую тайну и на каком основании.
Мне хотелось знать. Я должен был все выяснить. Я бы никогда не
простил себе, если бы, узрев абсолютное зло, закрыл на это глаза. Не
важно, что у зла не было имени. В моих силах было удержать это мимолетное
видение. Либо разбавлять его до тех пор, пока от него не остался бы
бесформенный осадок.
Порой мое наваждение доходило до галлюцинаций. Я твердил об одном и
том же: надо исследовать самые мрачные уголки теневой стороны человеческой
души. Я снова мысленно проигрывал сцену, о которой поведал мне Франсуа.
Представлял, как мой друг смотрит на эту женщину в упор, так пристально,
что его взгляд перетекает в ее взгляд до тех пор, пока не гасит его.
В моем сознании не возникало вопроса о возмездии. Мне было все равно,
понесет доносчица наказание или нет. Я не обладал душой полицейского
осведомителя или прокурора. Ни тем более совестью поборника
справедливости. Я слышал голоса, раздававшиеся со всех сторон: настала
пора прощения, время покаяния уже прошло... Но кем я был, чтобы прощать?
Только жертвы были бы вправе отпускать грехи. Но их уже не было в этом
мире, и они не могли воспользоваться своим правом. Они не предоставляли
мне никаких полномочий.