"Пьер Ассулин. Клиентка " - читать интересную книгу автора

при этом круто изменить нашу жизнь.
Я полагал, что, рассматривая своего подопытного кролика со всех
сторон, сумею разобраться в его литературных приемах. Выявить его
творческий почерк. И в конце концов, заглянуть в его душу, ведь, как
известно, всякий писатель черпает из своей души. Возможно, думал я, мне
даже удастся к ней прикоснуться.
Я тешил себя подобными иллюзиями, даже не подозревая, что беспечно
вторгаюсь в сумрачную область души, где безраздельно царит абсолютное Зло.

***

Дезире Симон вечно лгал; будучи романистом, он прибегал ко лжи,
выдающей себя за правду, не как к благородному искусству, а как к
единственному спасительному средству, позволяющему сохранять относительное
равновесие. Это стало для него вопросом жизни или смерти. Он не пропускал
свои впечатления через фильтр знания либо размышления, а сразу брал быка
за рога. С первых страниц своих романов он ухитрялся нащупать болевую
точку. В этом отношении изучение жизни писателя и анализ его текстов
представляли собой одно из самых увлекательных на свете занятий. Раз уж
меня допустили в эту лабораторию, я с неподдельным интересом наблюдал за
фальшивомонетчиком, взявшимся за дело. Я был готов бесконечно превозносить
Дезире Симона за то, что он давал мне, безвестному биографу, возможность
держаться в его тени, даже если мне было суждено погубить свою душу на
этом поприще.
Я понимал, что военный период его жизни того и гляди окажется для
меня крепким орешком, но не догадывался, каким именно. Я опасался
обнаружить скелет в шкафу. Однако никогда бы не подумал, что этот скелет
может быть спрятан не в шкафу романиста, а где-то еще.
Не особенно расположенный сотрудничать с кем бы то ни было и в то же
время неспособный дать решительный отпор, Дезире Симон был верен прежде
всего самому себе. Он шел в ногу со временем, с подозрительной ловкостью
лавируя на самых крутых поворотах. Все видели, что он прекрасно
ориентируется в любой среде и уживается со всеми, не общаясь ни с кем. Его
умение всегда выходить сухим из воды невольно вызывало восхищение. Так,
при страшном дефиците бумаги книги Дезире Симона печатались большим
тиражом. Даже киношники преклонялись перед ним, так как под немецким
каблуком по его книгам чаще всего ставились фильмы. Его репутация
оппортуниста уже не подлежала сомнению. Дело дошло до того, что вскоре
после войны писателю приходилось постоянно оправдываться, хотя ему и не
предъявили официального обвинения.
Когда я перечитывал мемуары романиста, меня особенно поразило одно
место. Он упоминал там об опасности, грозившей ему и его близким в 1941
году. В полицию по делам евреев пришел донос, и некий инспектор явился к
Дезире Симону домой. Несмотря на положение подозреваемого - маститого
писателя, - чиновник, нисколько не смущенный своим демаршем, держался
самоуверенно и, пожалуй, высокомерно.
"Симон, к нам поступил сигнал, мы завели на вас дело, вы - еврей, не
так ли?" Романист стал громко возмущаться: дескать, если это шутка, то она
дурацкая; насколько ему известно, в их роду испокон веков... Однако сыщик
ничему не верил и продолжал настаивать на своем, с презрением выплескивая