"Пьер Ассулин. Клиентка " - читать интересную книгу автора

проекту Османна. Мне уже столько приходилось ездить по этому маршруту, что
пора было привыкнуть. Ничего подобного, всякий раз я не переставал
удивляться снова. Разве что с недавних пор одна из деталей архитектурного
оформления приковывала мое внимание в ущерб остальным: декоративные резные
маски. Я глазел только на них.
Автобус, как нарочно, останавливался возле центральных арок, чтобы
мой взгляд мог задержаться на маскаронах, у которых были скорее жуткие,
нежели лукавые лица. Отныне я воспринимал их уродство как личное
оскорбление. Эти маски казались мне не забавными, а трагическими. Они
кололи мне глаза, как безвкусные украшения. На каждой остановке я
оказывался прямо напротив них. Только они и я. Не было ни одной балконной
консоли, ни одного испещренного узорами цоколя, ни одной капители,
чудовищные лики которых не кричали бы от боли, взывая ко мне. Ко мне и
только ко мне. Как будто в тот миг, когда неуклюжий автобус въезжал на
улицу Лористон, я один мог услышать душераздирающий вопль, доносившийся из
мрака бесславных лет. Благодаря происшедшей во мне перемене я сопереживал
чужому страданию.
На следующей остановке я уставился на стену с клочьями ободранных
афиш. Несколько слоев были наклеены поверх предыдущих. В другое время это
навело бы меня на мысль о галерее, готовой принять хлам, который
вдохновенный художник превращает в искусство благодаря одному лишь умению
развешивать работы. Но не теперь. Я буквально расшифровал этот рекламный
палимпсест. На нем можно было разглядеть сияющее лицо образцового
пенсионера, превозносящего комфорт частных домов по проекту Марешаля.
Поглазев на плакат, я пристально посмотрел на старика, сидевшего
напротив меня, и спросил, указывая на стену с афишами движением подбородка:
- А вы? Вы еще более примерный француз, чем он?
- Что вы сказали?
- Ничего.
Незнакомец пожал плечами и поднялся, не для того, чтобы сойти, а
чтобы пересесть на другое место.
Со мной творилось что-то неладное.
Я поймал себя на том, что мне хочется разделить людей на две группы:
тех, кому было больше двадцати лет во время войны, и всех остальных.
Скажем, вон тот субъект, с бегающими глазами, поджатыми губами и
посыпанными перхотью волосами, вцепившийся в свой потрепанный портфель,
где лежит проездной билет; чем он тогда занимался? Вероятно, какой-нибудь
чиновник, из тех, что служат при любом режиме; никаких проблем, эта машина
безотказно работает во все времена. Или эта дама, которая якобы смотрит в
сторону, в то же время поглядывая на меня свысока, - я готов был дать
голову на отсечение, что, скорее всего, ее совесть нечиста.
Меня окружали со всех сторон нувориши, спекулянты, темные личности и
подлецы. Деляги, нажившиеся на черном рынке, выскочки, разбогатевшие
благодаря всевозможным аферам, призраки войны пятидесятилетней давности.
Так или иначе, я попал в общество подозрительных типов. Отныне ему суждено
было стать средой моего обитания. Я засунул палец в какую-то шестерню,
затем туда затянуло кисть, руку, башку и, наконец, душу. Безвыходное
положение. Я вбил себе в голову, что если я не покончу с этим злом, то оно
наверняка прикончит меня.
Я должен был установить истину. И все же вправе ли я был это делать?