"Виктор Астафьев. Родной голос" - читать интересную книгу автора

вечным пролетарьей и бродягой скитаться по свету с удочкой и ружьем, добывая
ненадежное пропитание.
Что ж, бабушка была неплохим пророком. Так и не получилось из меня
хозяина, зато рыбак вырос яростный, с детства добытым ревматизмом и,
несмотря на это, готовым и ночи стыть и, если судьбе угодно, на каком-нибудь
красивом бреге русской речки "забыться и уснуть".
Пришел Володя Сабиров с нижнего переката. На деревянную рогулину-снизку
вздето у него два ленка и три крупных хариуса. Сережа на "кораблик" поймал
черного хариуса и ленка. Скульптор Зеленов-Сибирский, как он, веселый
человек, себя называет, на "балду" - крупный пенопластовый поплавок, к
которому прицеплена кисточка искусственных мушек-обманок, хорошо мотает
хариуса, и я, наконец, поднял и привел на удочке в камни доброго хариуса,
отчаянно сопротивлявшегося в струе, но быстро выдохшегося и только
потряхивающего головой на мелководье - старается боец выплюнуть ярким
цветочком к губе прилипшую гибельную мушку.
Вот на блесну и ленок взялся, что-то между тайменем, хариусом и форелью
этот самый ленок. Красивей рыбы в наших пресных водах нет. И бойчей.
Почувствовав, что он попался, ленок яростно борется за свою жизнь,
выпрыгивает из воды, мечется, ходит колесом, рвется вперед, встает поперек
течения и часто сходит, особенно в порогах и на перекатах.
Мой ленок взялся в глубоком, сильном перекате, там он стоял за камнем
и, совершенно незаметный в воде, подкарауливал мелкую рыбу, добычливо
кормился. Сытый, сильный, он не хотел идти в тихую воду, к берегу, выделывал
такие фортеля, что я решил: сойдет, непременно сойдет.
Когда я наконец его вывел и выбросил на камни, весь дрожал от азарта и
долго сидел, глядя на эту постепенно усмиряющуюся, упругую силу, на
отгорающую красоту. Яркоперый, с оранжевым или раскаленным хвостом, с
плавниками, похожими на лепестки сибирского жарка, весь по бокам в пятнах,
колечках, искорках, с резко обозначенной ватерлинией, он еще как бы чуть
тронут красноватым, закальным цветом, и только тугая, непокорная спина его
темна и упруга.
Все-все в этой рыбине было выстроено природой для вольного житья, для
светлой воды, для прожорливой охоты, хотя рот у ленка невелик, зубы не очень
остры и голова небольшая, короткая, с узким покатым лбом. Ленок единственная
из наших северных рыб, способная свиться в кольцо на удочке. Могучими
мускулами ленок может разжать самую сильную руку и выскользнуть из нее,
потому что на нем нет чешуи, тело прикрывает крепкая, плотная кожа, к
которой как бы приварены пупырышки, похожие на чешую. Кое-где эту рыбу зовут
валек, за крепость тела, за округлую спину и бока, за умение поймать
корм-добычу одним движением головы, не выходя из-за камня, за способность
валяться, то есть кататься по камням-перекатам в воде, поднимаясь к порогам
и нерестовым речкам на икромет, если потребуется, "пройти" малое расстояние
по траве и мокрому прибрежному камешнику.
Завершенное создание природы! Как и всякое чудо, ленок не терпит плена,
насилия, чуждой ему среды. Он не просто засыпает, он отдаляется от этого
подлунного мира, превращаясь в темно-серую головешку, на которой лишь
отдаленно что-то светится, догорает. Домой привозишь рыбу совсем темного
тела, на всех рыб похожую, и кто не вынимал ленка из воды, тот и представить
не может, как полыхал он ярко, празднично и как буйно боролся за свое
существование, устремляясь к вольной воде, к светлому своему дому.