"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

вещи, сказала, что люди едут с фронта как люди.
- Вон офыцэр из какого-то смертша и ковров, и вещей дорогих навез, да и
золотишка, а тут ровно с каторги парочка явилась: гола, нага, хвора к тому
же.
Уже на другой день, не глядя на хворь, Женяра, не переставая
покашливать, давя одышку, управлялась по двору, доила и поила корову, муж ее
чистил стайку, колол дрова, вел себя пока безропотно, но чувствовала она,
что муж нагревается, закипает и скоро-скоро, воткнув топор в чурку,
решительно рявкнет: "А шли бы вы все вместе со своим хозяйством на хер!" -
бросит жену и рванет из Красновишерска куда глаза глядят.
Гладя ночью мужа по голове, по отросшим, ершистым волосам, Женяра
просила:
- Не спорься с мамой, Коля, не спорься. Терпи. Я же терплю. Всю жизнь.
Мама у нас всегда и во всем права, и всегда сверху. Папу, брата и меня она
жевала, жевала, всю дорогу жевала. Она даже в письмах нас жевала. И папа с
братом, если живы, спрятались от нее. Теперь вот мы ей на зуб попали...
- Н-ни-иы-ычего! Меня не больно ужуешь! Я спереду костист, сзаду
говнист,- хорохорился Коляша.
Женяра, скрыв беременность, поступила на почту - таскать сумку. Коляше
легкой работы не находилось, и он начал помогать приживале Анны Меркуловны -
возить в лес грузы.
Боже, Боже! Что там делалось, в лесу-то, в уральском-то!.. Переселенцы,
пурхаясь в глубоких снегах, на морозе, в непривычных горах, средь холодных
камней и в скалах, возле стиснутых льдом речек, погибали сотнями. Дело
доходило до того, что в некоторых поселках перестали хоронить покойников.
Общение с миром и жителями переселенцам было категорически запрещено,
отлучки куда-либо - тоже. Вечно пьяный, одичавший комендант поселка на
Цепеле, имеющий право стрелять в людей за любую провинность, в конце концов
застрелился сам. Никто из бараков выйти уже не мог, и никакая сила не могла
заставить людей взять в руки пилу и топор. Переселенцы съели коней, собак,
кошек, толкли кору с опилками. И когда какая-то комиссия, правительственная
или международная - небесными, не иначе, путями донесло глас страдающего
народа до Канады - на тракторе прорвалась на северный Урал, опасаясь
международного скандала, зашевелились внутренние каратели и палачи,
возглавляемые в области генералом Зачепой, наполовину татарином, наполовину
хохлом. Через несколько лет этот деятель будет избран депутатом Верховного
Совета как железный чекист и истинный коммунист, а еще через года три во
время денежной реформы нагреет он родное государство на несколько миллионов
и, будучи помещен в закамскую психушку, быстренько кончит там свои дни,
потому что орал на всю округу, мол, есть воры и повыше него и он всех
выведет на чистую воду, исчезнет беззвучно и бесследно с испоганенной и
ограбленной земли.
Зачеповцы доставляли продукты лишь в последний в миру поселок с
подобающим месту названием - Сутяга. Далее переселенцы тащили продукты на
волокушах по "точкам". Дело часто кончалось "передачей" - умерших в упряжке
людей меняли те, что могли еще двигаться и тащить волокуши дальше.
Переселенческие поселки на западном склоне Урала опустели. Коляша, ездивший
с делягой-переселенцем в тайгу, на речки Цепел, Молмыс и Осмыш, побывал в
тех мертвых поселках. На печах, слепленных из каменного плитняка и проросших
осинником, белели скелеты. Более всех поразили бывшего солдата два