"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Ни.
Опять молчание. Опять единый звук поезда, опять за окном огоньки и свет
бесконечного мироздания.
- А може, яблочка?
- Ни.
- 3 глузду зъихала баба... Ат, дура! А-ат, дура! У-у, курва-блядь!..-
Слышно было, как Одарка несколько раз завезла себя кулачищем по башке.-
Мыкола, а Мыкола! Иды до мэнэ! Я бильш нэ буду. Иды, а...
Куда деваться солдату-инвалиду? Зашевелился, пополз под крыло своей
бабы, и она укрыла его, прижала к себе, принялась раскачивать и похлопывать.
- Ничoго, ничого... дома, у садочку посыдышь, виддохнешь, яечкив,
сальца поишь, лекарствив добрых здобудэмо. Я дни и ноченьки буду процювать,
с пид зэмли усэ для тэбэ здобуду... Любый ты мий!.. Мы ше диток нарожаемо...
Усэ у нас будэ, як у добрых людын, усэ будэ. Главно, шоб той вийны проклятой
бильш нэ було... Ну, спы, спы, сонэчко ты мое ясно...
На рассвете, зябко ежась, Коляша высаживал Одарку с Мыколой на станции
Чудново, от которой до родного села им еще предстояло добираться пятнадцать
или двадцать верст. Но они уже были считай что дома. Одарка задом наперед,
подпирая раму, протискалась в окно, приняла сперва костыли, потом и мужа на
руки. Подавая Одарке мешок, почти не убавившийся в весе и объеме, Коляша,
наклонившись к уху попутчицы, прочастнл:
- "Ой, Одарка, вражья сила, зараз в слезы, гомонить, так злякае
чоловика, шоо нэ знав вин, що робыть..."
Бесовская баба, малость отоспавшаяся, снова полная сил и бодрости,
подморгнула Коляше припухлым глазом:
- Нэ буду, нэ буду лякаты чоловика,- и еще раз подморгнула: - Аж цылу
нидилю...
Супруги Смыганюк стояли рядом, смотрели на Коляшу радушно и благодарно,
в один голос приглашали заезжать, если случится быть на Житомирщине. Микола
что-то шепнул жене на ухо, та всплеснула руками, охнула, полезла в мешок,
извлекла оттуда бутыль, кус сала и полбулки мятого хлеба. Это добро она
совала Коляше в руки, он отбивался, отталкивал подношения.
- Визмыть, будь ласка! Ну, визмыть!..
- Визмы, брату! - подал голос Микола.- Путь твой ще долгый, время
голодно. Визмы! Цэ ж солдат солдату...
Ни Коляша, ни Микола не подозревали тогда, как пригодится и выручит
молодоженов та фигуристая, буржуйская еще бутылка.
Одарка и Микола медленно взнимались по дороге, ведущей за серый,
пустынный холм. На холме остановились, обернулись. Одарка вскинула над
головой кулачище, киношный ли "рот-фронт" изобразила, но, скорее, уверенье
дала, мол, жить будэмо.
Прошло еще сколько-то времени. Иней засверкал в полях и на встречных
вагонах. Солнце доцветающим подсолнушком выкатилось на небо. На припеках
запарило, в тени домов, будок и деревьев все так же холодно и уверенно
искрил иней, и какие-то уж вовсе припоздалые листья совсем сморенно,
неприкаянно, возникнув вроде бы из ниоткуда, пролетали вдоль окна, пробовали
лечь на землю по-за поездом, но их еще тащило за вагоном, еще вертело,
кружило и разбрасывало по сторонам ворохами и поодиночке.
- Вот так и нас волочит, кружит,- вздохнул Коляша.
- Пора и нам на волю из этого уютного помещения,- подала, наконец,