"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Ты звидкеля мое имья знаешь? - задушенным голосом парализованно
распластавшаяся на полу вопросила баба.
- Я все про тебя знаю. Даже фамилию. Смыганюк твоя фамилия.
- О-о-ой! - снова начала взвывать Одарка. У нее застучали зубы.- Ты ж
нэ з нашэго сэла! - но востроглазая, ходовая и бойкая баба тут же и заметила
покачивающуюся в уголке туалета молодую женщину в военном и разом вспрянула
духом.- Тю-у, жинца! Мыкола! Мыкола! Нэ бойся, Мыкола! - и разом перешла на
заискивающий тон.- Тут жинца, тут хлопэць! Воны худого нам нэ зроблят...
В это время паровоз брякнул буферами в буфера, по поезду прокатилось
содроганье, состав покатился назад, но тут же произошло обратное движение, и
не разорвавший сцепок, сам себя с места стронувший состав, облепленный
народом, покатился со стоянки. Одарку, успевшую приподняться, шатнуло в
одну, в другую сторону, она рухнула на унитаз, на лету ухватив Мыколу, но не
уронила его под себя, знала, что тогда конец мужику, а ловко шмякнула его
себе на живот.
- Пой-ихалы! - не веря своему счастью, прошептала Одарка, преодолевая
неверие, с восторгом повторила:- Поихалы! У поезду! Слышь, Мыкола? У поезду!
О, Мыколочку... Ой ты коханий мий! - запричитала она и принялась целовать
своего мужа, да все смачней, смачней, и увлеклась было этим занятием, но
Коляша громко кашлянул.- А дэ це мы? - очухалась Одарка и стала оглядываться
вокруг.
- В сортире!
На мгновение смолкши, Одарка испуганным голосом спросила:
- А нас нэ высадють, хлопэць?
- Не должны. Я изнутри закрылся.
- А тоди х.. з им! Мэни хучь у говенной бочке, тики шоб до дому
скорийше довэзти мужа.
- Одарка, просю тэбэ, нэ ругайся! - первый раз после посадки подал
голос отдышавшийся Микола.
- Усе, Мыколочку! - затараторила Одарка.- Усе, мий коханый! Усе-усе!
Мовчу, як та бидна цыпулька... Гэ-гэ-гэ! - обрадовалась она сравнению себя с
цыпушкой и захохотала так, что наверху зазвякало железо. Но тут же
спохватилась и защипнула рот концом платка.- Ой, зовсим забула...
Мовчу-мовчу!
Однако Одарка была так взвинчена, возбуждена, что уняться ей было никак
не возможно, ее распирало, разрывало радостью, и она тарахтела под звук уже
набравших скорость колес.
- О, цэ людына! Цэ истинный патриот! Совьетский! Може сочувствовать
свому брату! А то ж кругом одни хвашисты, блядь!..
- Одарка!
- Мовчу, Мыколочку! Мовчу, коханэнький мий! М-мых! - опять громко, со
смаком припечатала она мужу поцелуй. Деваться Миколе некуда - прижат к
стене.- Видят же ж на костылях чоловик, медали кругом у йего, так нет же
ж... А, курва товстожопая! А чего ж я сыдю? - спохватилась вдруг Одарка и
начала добывать из-под себя мешок.- Мыколочку мий нэ питый, нэ етый... Ой,
ой, опьять!..- похлопала она себя ладонью по рту.- А я сыдю! А я сыдю!..
Поправив унитаз, она откуда-то добыла картонку, прикрыла его зев,
закинула картонку хусткой - платком - и на это сооружение выложила снедь:
сало, яйца, огурцы, полувытекшие помидоры, в середку с пристуком водворила
чехол из-под немецкого противогаза, который, как оказалось, был лишь