"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора - Ты звидкеля мое имья знаешь? - задушенным голосом парализованно
распластавшаяся на полу вопросила баба. - Я все про тебя знаю. Даже фамилию. Смыганюк твоя фамилия. - О-о-ой! - снова начала взвывать Одарка. У нее застучали зубы.- Ты ж нэ з нашэго сэла! - но востроглазая, ходовая и бойкая баба тут же и заметила покачивающуюся в уголке туалета молодую женщину в военном и разом вспрянула духом.- Тю-у, жинца! Мыкола! Мыкола! Нэ бойся, Мыкола! - и разом перешла на заискивающий тон.- Тут жинца, тут хлопэць! Воны худого нам нэ зроблят... В это время паровоз брякнул буферами в буфера, по поезду прокатилось содроганье, состав покатился назад, но тут же произошло обратное движение, и не разорвавший сцепок, сам себя с места стронувший состав, облепленный народом, покатился со стоянки. Одарку, успевшую приподняться, шатнуло в одну, в другую сторону, она рухнула на унитаз, на лету ухватив Мыколу, но не уронила его под себя, знала, что тогда конец мужику, а ловко шмякнула его себе на живот. - Пой-ихалы! - не веря своему счастью, прошептала Одарка, преодолевая неверие, с восторгом повторила:- Поихалы! У поезду! Слышь, Мыкола? У поезду! О, Мыколочку... Ой ты коханий мий! - запричитала она и принялась целовать своего мужа, да все смачней, смачней, и увлеклась было этим занятием, но Коляша громко кашлянул.- А дэ це мы? - очухалась Одарка и стала оглядываться вокруг. - В сортире! На мгновение смолкши, Одарка испуганным голосом спросила: - А нас нэ высадють, хлопэць? - Не должны. Я изнутри закрылся. скорийше довэзти мужа. - Одарка, просю тэбэ, нэ ругайся! - первый раз после посадки подал голос отдышавшийся Микола. - Усе, Мыколочку! - затараторила Одарка.- Усе, мий коханый! Усе-усе! Мовчу, як та бидна цыпулька... Гэ-гэ-гэ! - обрадовалась она сравнению себя с цыпушкой и захохотала так, что наверху зазвякало железо. Но тут же спохватилась и защипнула рот концом платка.- Ой, зовсим забула... Мовчу-мовчу! Однако Одарка была так взвинчена, возбуждена, что уняться ей было никак не возможно, ее распирало, разрывало радостью, и она тарахтела под звук уже набравших скорость колес. - О, цэ людына! Цэ истинный патриот! Совьетский! Може сочувствовать свому брату! А то ж кругом одни хвашисты, блядь!.. - Одарка! - Мовчу, Мыколочку! Мовчу, коханэнький мий! М-мых! - опять громко, со смаком припечатала она мужу поцелуй. Деваться Миколе некуда - прижат к стене.- Видят же ж на костылях чоловик, медали кругом у йего, так нет же ж... А, курва товстожопая! А чего ж я сыдю? - спохватилась вдруг Одарка и начала добывать из-под себя мешок.- Мыколочку мий нэ питый, нэ етый... Ой, ой, опьять!..- похлопала она себя ладонью по рту.- А я сыдю! А я сыдю!.. Поправив унитаз, она откуда-то добыла картонку, прикрыла его зев, закинула картонку хусткой - платком - и на это сооружение выложила снедь: сало, яйца, огурцы, полувытекшие помидоры, в середку с пристуком водворила чехол из-под немецкого противогаза, который, как оказалось, был лишь |
|
|