"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

зашлепала толстыми, мокрыми губами, спелость которых не могла погасить
никакая гнетущая сила:
- Та вин же ж ранэный! Вин же ж с госпиталю!.. Вин же ж вмэрти може...
Нам до дому трэба...- собирая во фразы слова, разбиваемые рыданиями,
объяснялась баба в пространство.- Мыкола! Мыкола! Мыколочку, встань пэрэд
поездом на колени... Помоли народ...
- Нэ можу я на колени. Нэ гнутся у мэнэ ноги...- не поднимая головы, с
упрямой бесстрастностью отозвался Мыкола.
Баба уже не бегала, не рвалась никуда. Зажав мешок меж колен, она выла
без слов, без всякого выражения, просто выла в бездушную и безответную
пустоту. На крапивном мешке было ярко выведено: "Од. Смыганюк". Повидал виды
этот уемистый мешок, поездил по поездам и вокзалам да на базары.
- Одарка! - тихо, но внятно позвал Коляша. Баба испуганно заозиралась
по сторонам.
- Одарка! - повторил солдат.
Баба попалась настолько бестолковая или так уж отупела от дорожной
сутолоки, что ничего понять не могла, думала, блазнится - голос ей кто-то с
неба подает.
- А? Що? Хто цэ?
- Да я, я! - махнул Коляша рукой бабе,- подойди сюда, не бойся.
Она неуверенно и опасливо приблизилась.
- Давай сюда мешок!
- Ой! - испугалась баба и, покрепче ухватив мешок, отступила от вагона.
Коляша скосил глаз - паровоз набрал воды, заправился углем и, уже бодро
соря искрами, клубил свежим черным дымом за стрелкой, готовый шлепнуться
буферами в буфера, соединиться с составом и попереть поезд ко все еще
далекому Киеву.
- Микола! Николай! Тезка! - позвал Коляша громче и, когда инвалид
поднял голову, вытянул обе руки.- Давай сюда!
Познавший фронтовое братство, инвалид ни минуты не медля, не
раздумывая, куда и зачем его зовут, приблизился к окну. Коляша забрал у него
костыли, перевалил через раму окошка его почти невесомую, вроде как куриную
тушку, толкнул себе за спину, на унитаз. За окном начала паниковать баба:
- Мыкола! Ты куда? А я куда, Мыколочку, а бандиты? Ой, що будэ? Що
будэ?
Микола даже не глядел в ее сторону, он отдыхивался на унитазе, по
привычке, еще госпитальной, догадался Коляша, потирая соединенные вместе
раненые колени.
- Да шевелись ты, бочка с говном! - рявкнул Коляша и, вырвав из крепких
рук бабы мешок, кинул его себе за спину, чуть не сшибив Миколу с унитаза. В
мешке что-то звякнуло.
- О-о-ой, мамочку! - не пролезая в окно, причитала баба.- О-ой,
горилочка моя-а!
Уцепив бабу обеими руками, Коляша, будто пушечный пыж, втащил ее в дуло
окна и брякнул на пол. Подол на Одарке задрался, обнажив множество таких
достоинств, которых хватило бы если не на роту, измотанную сраженьями, то уж
на геройское отделение артразведки младшего сержанта Каблукова всенепременно
хватило бы.
- Ряту-у-уйте! - завела басом баба, все еще барахтаясь на полу.
- Ты чего орешь, Одарка?