"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

этих кадров, отсеяв в первую голову кривых, одноглазых и хромых.
Выбракованный Коляша Хахалин угодил в кладовку, где средь мешков вилком
капусты торчала коротко стриженная голова Женяры Белоусовой, и поступил в
ее, так сказать, распоряжение и, как потом оказалось, надолго. Хромого
бойца, не могущего день напролет прыгать возле сортировочного стеллажа,
навело на девицу, именуемую то экспедитором, то оператором.
Но вот война кончилась и на Востоке. Пришла пора военным людям
расходиться по домам. Коляша с Женярой к этой поре уже вместе квартировали у
одинокой старой женщины - за дрова и за то, что отделяли хозяйке часть
своего военного пайка, она определила их в светелку, сама ютилась на кухне.
Стояла осень. Урожайная. Фруктов и овощей было не переесть, кое-что и на
военном складе хранилось еще, кое-что зарабатывали мужики, помогая
восстающим от разрухи колхозам.
С помощью пополнения почтовый пункт сумел "расшиться" с почтой,
ликвидировать завалы ее. В связи с ликвидацией воинских частей, переброской
многих из них на восток, часть почты актировалась и сжигалась. Но продолжали
стучаться в военную стену вдовы и дети, потерявшие кормильца, а то и всех
близких, не веря, что никуда уж им не достучаться, никого не дозваться,
вестей ниоткуда не дождаться.
Сортировочная работа, напоминающая танцы в клетке, очень однообразная,
тяжелая к тому же и заразная. Далекая российская провинция посылала на фронт
не только поклоны от родных и пламенные приветы возлюбленных, но вместе с
письмами чесотку, экзему, а братские народы, в первую голову азиатские,-
паршу, лишаи всех расцветок и мастей, даже и проказу. Поэтому у входных
дверей сортировочного блока постоянно стояли два ведра: одно с соленой
водой, другое с керосином. Девчонки мыли руки перед работой и после работы.
Кожа на молодых руках сморщилась, шелушилась, в помещении и от самих
сортировщиц тащило керосином. Многие девчата от бумажной пыли и гнилого,
почти никогда не проветриваемого помещения болели легкими, кашляли хрипло,
будто от тяжкой простуды. Женяра же Белоусова в своей тесной кладовке и
вовсе задыхалась, у нее начиналась бронхиальная астма.
Вот такая вот почтовая, легкая работа поджидала ребят-инвалидов. Но
местечко тихое, столовка сытная, баня в неделю раз, сады, заваленные
фруктами, обилие девок, истосковавшихся по гуляньям и свиданьям, делали свое
дело. В райском местечке закипела не только почтовая работа, но и воспрянули
роковые страсти. Такое началось кипенье кровей, столько любовных порывов
произошло, что содрогнулся б и крупный город, сошла бы с места и разрушилась
от любовного накала иная дряхлая столица. Оробевшее поначалу местечко,
застенчиво спрятавшееся в дерева и в листву, далее в осень, все больше и
больше обнажалось, лупило глаза на разного рода гулянья в веселья, млело от
музыки и песен, таило шепот и звук поцелуев в своих развесистых кущах.
На почтовой машине шоферил совершенно развратившийся за войну,
спившийся, красноглазый, желтый ликом, слипшимся в преждевременные морщины
так, что уж и лик этот напоминал лежалый, не раз к больной ноге
привязываемый лист лопуха. Кирька Шарохвостов, по которому давно плакало
место в штрафной роте или в тюрьме, он успел поджениться, во время боевых
походов сделал руководящей каким-то секретным отделом лейтенантше ребеночка.
Лейтенантша имела совершенно невинный, измученный вид, да и хитра была
очень, вот и не отнимали от нее Кирьку-мужа, который в угоду жене
притворялся размундяем, но, как только их демобилизовали, они ринулись в