"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора Коляша топал по уютным, почти не тронутым войною улицам города Винницы,
где совсем недавно бывал Гитлер, хотел увидеть что-либо, оставшееся от фюрера, но ни одной приметы, даже вони его нигде не ощущалось - такова, видать, судьба всех пришельцев - земля сама, вроде бы, с потаенной стыдливостью отторгает и стирает их следы. В комендатуре было так людно, дымно и шумно, что Коляша поначалу ничего не мог разобрать: где власть, где посетители и, чтобы как-то вжиться в обстановку, оглядеться и сориентироваться, сел в угол на прибитую к стене скамейку. На откидной барьер, сделанный наподобие сельмагов или почты, навалилась военная публика. У каждого военного горсть документов, у каждого неотложное дело, необходимые просьбы и всякая докука. Лейтенант с орденскими колодками и с планками о ранениях, потный, взъерошенный и выветренный, что прошлогодняя еловая шишка, что-то у кого-то брал, смотрел, читал, передавал документы старшему сержанту, заносившему какие-то данные в журнал, но чаще возвращал бумаги, отстраненно бросал: "Ждите!", на минуту прислонялся спиной к давно не топленной голландке с сорванной дверцей, призывал издалека безразлично и монотонно: "Не торопитесь. Успеете на тот свет. В очередь, в очередь!.." Чувствовалась напряженность, даже внутренняя перекаленность и страшная зоркость этого человека. Вот лейтенант зацепил взглядом в толпе мордатого сержанта в комсоставском обмундировании, с узкой портупеей через плечо, с медалью "За боевые заслуги" и значком какого-то года эркака. Сминая публику, будто использованные сортирные бумажки, сержант устремлялся к барьеру, пер на власти. Лейтенант отбросил себя от голландки, принялся смотреть, читать, "Подождите. Минутку терпения". На сержанта, оседлавшего барьер, почти перелезшего через преграду, лейтенант не обращал никакого внимания. Выбирая из протянутых рук, будто на митинге солидарности или протеста, листовки и прошения, он как бы ненароком обходил кулак сержанта, словно брюквенную садовку в огороде, к еде не пригодную,- с нее только семя, да и то не скоро. - Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! - уже в самый нос лейтенанту тыкался кулак с зажатыми в нем бумагами. - Ты куда прешь, морда?! - отстраняя кулак, сталкивая сержанта с барьера, рявкнул лейтенант.- Тебе здесь базар?! Барахолка?! Сержант осел, стушевался, впал в растерянность. Публика, усмехаясь, смотрела на него - что, выкушал?! Тут, брат, власть, военный порядок! Молчаливой солидарностью, негласным союзом с властью и отчуждением от повергнутого просителя каждый клиент надеялся на снисхождение к себе. Но сержант был не из таковских, быстро пришел в себя после сокрушения и застучал кулаком по медали так, что она затрепыхалась и жалобно зазвякала о пряжку на портупее. - Не имеешь права орать! Я кровь проливал!.. - А я че? Сопли? - Хто тя знает, вон ряшку-то отъел!.. Лейтенант с усмешкой глянул на него и, дивясь явной глупости человека, чуть подзадрал рыло, повертел головой слева направо, сравните, дескать, дорогие товарищи! Публика еще больше осмелела, еще плотнее солидаризировалась с властью, начала оттеснять сержанта от барьера, став стеной между властью и страждущим, отставшим от эшелонов, задержанным на |
|
|