"Виктор Астафьев. Так хочется жить (про войну)" - читать интересную книгу автора

ни советским гражданам, ни судьбе покудова не дал себя запинать.
Вертухнувшись на полу, боец Хахалин ухватил занесенный над ним сгармошенный
яловый сапог, дернул и услышал, как тяжелое тело, грохнувшись по пути об
приступок нар, тоже упало на пол. Медведем рыча, от нар начало взниматься
оскаленное чудище, чтобы раздавить, размичкать червяка, посмевшего поднять
руку на армейского господина, на самого заслуженного в автополку старшину
Растаскуева. Коляша Хахалин метнулся к пирамиде, где в ряд со старыми
винтовками стояли недавно полученные карабины новейшего образца, с несъемным
штыком. Карабины все были в порядке, смазанные, вытертые, штыки подняты, на
них масло блестело, и, разом забыв все приемы штыкового боя, все на свете
забыв, с криком: "Заколю с-суку! Заколю!" - с поднятым над головой карабином
Коляша ринулся на старшину.
Не приняв рукопашного боя, старшина Растаскуев ринулся прочь. А Коляшу
уже понесло. Видя перед собой широкую, будто дверь переселенческого барака,
плотно обтянутую шерстяной офицерской гимнастеркой спину, боец Хахалин целил
всадить боевой штык в середку ее, меж лопаток, и даже успел мстительно
насладиться, явственно слыша, как захрустит та ненавистная спина, как
завопит этот лапистый громила...
Косолапый, на одну ногу припадающий Коляша и величавый старшина вопили
во всю глотку. Огромная, царских времен казарма, вмещающая на одном этаже аж
целый батальон - душ до пятисот, при утеснении - и до тыщи, проснулась, в
Коляшиной роте кто-то спрыгнул с нар, погнался следом с готовностью не то
выручать старшину, не то помогнуть товарищу, но не догнал сражающихся -
прыток оказался Олимпий Христофорович, здорово умел бегать, хотя и на фронте
не был, практику драпа не проходил.
Во второй роте на середку прохода выскочил дежурный, раскинув руки,
закричал:
- Стой! Стой!
Коляша отшиб его в сторону, однако дежурный третьей роты поступил
просто: дал подножку яростно наступающему вооруженному бойцу. Выронив
карабин, боец проехался по бетонному полу брюхом, ссадил его, оцарапал.
Дежурные навалились на бунтаря, заломили ему руки и поволокли в комнату
командира батальона - сей ночью тот ночевал дома или еще где. С противогазом
на боку сюда же вбежал дежурный по батальону младший лейтенант при новеньких
погонах и, увидев, как жестоко избивают сослуживцы солдатика, будто чечетку
отбивая, затопал:
- Прекратите! Что вы делаете? Прекратите!
Бойцы послушались, бить прекратили, но держали бунтаря за руки.
Супротивника своего бил уже один - старшина Растаскуев, месил мальчишеское
лицо, приговаривая:
- Я тя научу! Я те покажу! Я те...- приостановился вдруг и, глядя в
расквашенное, окровавленное лицо сосунка, задыхаясь, спросил: - Так кто я?
Кто?
- Фашист! Фашист! - Коляша сгустком крови харкнул в трясущее
подбородком лицо старшины.
- Да прекратите же вы, наконец! Прекратите! - вопил младший лейтенант.
- Не-эт! - утираясь, взревел старшина.- Не-э-э-эт! Я добью! Я добью эту
гниду...- и снова ринулся на Коляшу, занося кулачище аж за спину - для
сокрушительного удара.
Ах, дурак, дурак! Разве так дерутся?! Сам вот много бил, а самого били